фестиваль опера
Первые премьеры Зальцбургского музыкального фестиваля вызвали скорее разочарование, чем восторг. Знаменитым дирижерам, Кенту Нагано и Риккардо Мути, не удалось спасти работу постановщиков. За кризисом режиссерской мысли наблюдал специально для Ъ АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Премьера оперы "Заклейменные" Франца Шрекера (1878-1934) сопровождалась в 1918 году неслыханным скандалом. Одни обвиняли автора в потакании низменным страстям, воспевании греха и чуть не откровенной порнографии. Другие, напротив, увидели в Шрекере первого и единственного продолжателя вагнеровской традиции. Скандал разгорелся и на этот раз — а ведь именно на "Заклейменных" делал ставку в этом сезоне интендант Зальцбургского фестиваля Петр Ружичка. Он рассчитывал на успех последней главы в цикле, посвященном творчеству композиторов, запрещенных при нацизме. Тем более что постановки прежних лет — оперы Цемлинского и Корнгольда — имели успех. Но со Шрекером всегда не просто.
Действие "Заклейменных" происходит в Генуе XVI века. Один из патрициев, Альвиано Сальваго, решает создать Элизий, рай земной на отдельно взятом острове, куда приглашает своих друзей. Незаметно остров превращается в притон на свежем воздухе, где аристократы развлекаются с невинными жертвами, молоденькими и хорошенькими. Дела давно минувших дней? Но вся атмосфера и музыки, и либретто пронизана XX веком. "Заклейменные" ставят под сомнение культуру модерна с его почитанием эротики и чувственности. Этот гедонизм на фоне послевоенной депрессии был близок настроению публики. Историю о несовпадении человека и выпавшего ему времени многие воспринимали как личную.
Режиссер же Николаус Ленхоф увидел в Сальваго (Роберт Брубейкер) трансвестита, неудачно влюбившегося в художницу и femme fatale Карлотту (эффектная роль Анне Шваневилмс) и страдающего от интриг графа (Тамаре поет Михаэль Волле). Страдающего слишком долго. Мучается он на острове, составленном из фрагментов огромной женской статуи (художник Раймунд Бауэр). Если бы не впечатляющий фон задника — опера играется в стенах бывшей школы верховой езды с эффектными арками,— смотреть было бы не на что. Не на статисток же, одетых во фривольные костюмы летучих мышей и демонстрирующих полспектакля прелести накачанных ягодиц? Но споры разгорелись не только из-за сонного течения действия. В конце концов, и ему наступает конец. В финале, как из прорвавшей трубы, начинает хлестать энергия. Часть декораций опускается, обнажая пещеру порока, Сальваго наконец-то стреляет в Тамаре (тут хочется поаплодировать ему за меткость, настолько противный образ создан Михаэлем Волле), а из глаз и рта статуи начинает течь кровь.
Текут чернила и у критиков. Они словно вернулись в 20-е годы, когда каждая опера Шрекера, начиная с "Дальних звуков", сопровождалась схватками рецензентов. И даже реверансы в сторону Кента Нагано и привезенного им Берлинского симфонического оркестра не в силах остановить поток ядовитых стрел: плохая музыка, и все тут! А что Шрекер был популярнее даже Вагнера, мало кого интересует. Вряд ли бы это случилось, будь режиссер чуть-чуть раскованней и хоть в чем-то концептуален. А ведь пространства для фантазии хоть отбавляй. В последние полвека Шрекера играют мало, интерпретации "Заклейменных" можно пересчитать по пальцам одной руки.
Гораздо сложнее выглядела задача Грэхема Вика. "Волшебная флейта" это как библия Моцарта и всего оперного мира в целом. Судьба же ее зальцбургских постановок печальна. Кроме легендарного спектакля Жан-Пьера Понелля, фестиваль вряд ли чем решится похвастаться. От Вика, известного постановками в Английской национальной опере, а также по всей Европе, ждали многого. Особую пикантность "Флейте" придавало возвращение в Зальцбург Риккардо Мути. Собственно, он не покидал фестиваля и в годы интендантства Жерара Мортье, но дирижировал при нем симфоническими концертами, а не операми. Консервативность Мути не позволяет ему принять режиссерский театр, которого он панически боится. Кроме музыки в яме и певцов на сцене, для него ничего не существует.
На этот раз господину Мути удалось, судя по всему, запугать режиссера. Тот начал с легких и остроумных сцен, но дальше этой легкости так и не продвинулся. В сказочном и одновременно мистическом мире Моцарта он выбрал лишь первую часть, сделав скорее спектакль для подростков, близкий к эстетике комикса. Получилось, конечно, куда лучше среднестатистического спектакля, который в обязательном порядке посещают в Рождество всей семьей. Если смотреть "Флейту" как бы впервые и ничего не знать о многоплановых образах ее героев, то даже получишь удовольствие.
Если бы театральные фестивали занимались игрой в премии, то какой-нибудь "Золотой Моцарт" за сценографию наверняка достался бы англичанину Полу Брауну (его уже пригласил Большой театр), а за свет — Мэтью Ричардсону (тот делал в Мариинке "Войну и мир"). Певцы во "Флейте" тоже хороши, и Мишель Шаде как Тамино, и Рене Папе как Зарастро, а Венские филармоники давно могут играть на автопилоте и дирижировать ими получится даже у музыкального критика. Но Риккардо Мути прыгнул на этот раз выше самого себя. Покинув в марте со скандалом миланский "Ла Скала", которым руководил почти два десятилетия (Ъ писал об этом 4 и 22 апреля), дирижер словно сбросил с себя приросшую маску лощености и глянцевости. В Зальцбурге он оказался тонок и чувствителен, каким его давно не помнит публика. Те же, кто помнит, кричат "Браво!" еще до того, как дирижер встанет за пульт, а после спектакля поклонники одаривают цветами всех исполнителей — случай редкий в западных театрах.
Но Риккардо Мути, как и Кенту Нагано, не дано спасти постановщика от робости. Поскольку виковская "Флейта" предназначена для юбилейного моцартовского проекта (в будущем году в Зальцбурге покажут все 22 оперы композитора), судят ее по гамбургскому счету. Эпоха Мортье в Зальцбурге хоть и кончилась, но дух ее не дает размениваться по мелочам.