литература
В харьковском издательстве "Фолио" вышло первое на украинском языке жизнеописание Кароля Войтылы. Если верить автору, самый знаменитый поляк тысячелетия был гениальным карьеристом, успешным пиарщиком и состоявшимся актером.
Автора книги — львовского политолога Андрея Юраша — вряд ли можно заподозрить в неискренности: на протяжении трехсот страниц он настойчиво пытается уверить читателя в том, что трудно отыскать добродетель, которой не обладал бы его герой. Пожалуй, слишком настойчиво. Создается впечатление, что путь от Лелека до Иоанна Павла II герой проходит с единственной целью — понравиться будущему биографу и превратиться с его помощью в застывший памятник самому себе. В итоге, как бы ни открещивался автор от стереотипов советских времен, биография Войтылы оказывается скроенной по старым, набившим оскомину лекалам — с непременной идеализацией, не оставляющей места для человеческой слабости и простоты.
Самые удачные эпизоды в книге — именно те, где автор набрасывает бытовые сценки из жизни Ватикана: папа-демократ Иоанн XXIII на глазах у всех перешептывается с охранниками, православный митрополит Никодим на приеме у Иоанна Павла I подносит к губам чашку с чаем и падает замертво, без пяти минут папа Кароль Войтыла "голосует" на римских улицах, опаздывая на триумфальный конклав. Анекдоты, сплетни, даже ватиканские моды — весь домашний фольклор католического бомонда знаком автору гораздо лучше, чем богословские нюансы, вокруг которых разгораются споры Войтылы с оппонентами. Увы, подобные сценки в книге редкость: живым портретам и выразительным подробностям биограф предпочитает банальные сентенции с непременным добавлением "ученых" слов — "духовный концепт", "ментальность"; в одном месте, рассказывая о противостоянии католиков с православными, он договаривается даже до "максимальной минимизации имплементаций католицизма".
Желающим узнать, что читал папа-литератор и почему в церковных энцикликах цитировал откровенного атеиста Камю, не стоит искать ответ у Андрея Юраша. Ничего не расскажет книга и о театральных пристрастиях начинающего актера и драматурга Войтылы — за исключением того, что вкусы юноши были крайне "модерными" и в то же время хранили верность классическим традициям польского театра. Все это, впрочем, полбеды на фоне откровенно двусмысленной магистральной идеи биографии. У автора выходит, что епископ, а потом и кардинал Войтыла чуть ли не сознательно планирует каждый шаг церковной карьеры, искусно лавируя между партийными чиновниками и ярыми антикоммунистами (первым в этом ряду стал польский примас Стефан Вышинский), между сторонниками церковного обновления (аджорнаменто) и ватиканскими ретроградами. Из папы-шестидесятника, поборника обновленческих идей, герой книги превращается в компромиссную фигуру, так что и покаяние перед иудеями, и категорическое осуждение абортов оказываются не плодом убеждений, а случайными тактическими решениями. О благости компромисса и об искушении компромиссом автор, похоже, вряд ли задумывался. Во всяком случае говорить об этом с читателем он пока ментально не готов.