Вечером во вторник Минобороны объявило о ликвидации украинской диверсионной группы, которая накануне проникла на территорию Грайворонского района Белгородской области. За несколько часов до этого в Грайвороне побывал корреспондент “Ъ” Александр Черных.
Утром во вторник в небе над Грайвороном грохотали двигатели российских вертолетов
Фото: Александр Черных, Коммерсантъ
Утром во вторник в небе над Грайвороном грохотали двигатели российских вертолетов
Фото: Александр Черных, Коммерсантъ
Дорога от Белгорода до Грайворона занимает на машине всего полтора часа. По пути не видно никаких особенных защитных укреплений — кроме разве что знаменитой «засечной черты» из бетонных пирамидок. Иногда на трассе встречается легкая военная техника с солдатами на броне. В одном приграничном селе делаем короткую остановку — купить воды. На прилавке стоит картонная коробка с надписью «Корзина добра. Помощь солдатам. Вместе мы сила!» Очередь пропускает к кассе усталого парня в военной форме с шевронами «Белгородская область» и «Преображенский полк». Он покупает все энергетики, что были в холодильнике.
Первый блокпост — гаишники в бронежилетах и касках проверяют каждую машину. Смотрят документы, заглядывают в салон и просят открыть багажник — а потом пропускают.
Через несколько километров — уже совсем рядом с Грайвороном — ситуация обратная: на блокпосту заворачивают все «гражданские» автомобили.
«В регионе проходит контртеррористическая операция, дальше проезд закрыт,— бубнит сотрудник погранслужбы.— Когда откроют — неизвестно. Если хотите, ждите тут». Асфальт на дороге рядом с ним сильно ободран — явно свежие следы гусеничной техники.
На обочинах возле блокпоста скопилось два десятка легковушек. Люди пытаются дозвониться до оставшихся в городе родственников: «Ключ под кирпичом, слева от двери. Цыплятам корм насыпь обязательно…» Но большинство не хотят разговаривать с журналистами. «Вчера? Вчера я в девять утра услышала…» — начинает рассказывать женщина. Но ее резко обрывает муж: «Хватит болтать языком. Мы этого человека (корреспондента.— “Ъ”) впервые видим. Пусть ему компетентные органы дают информацию».
— Не-не-не, я ничего говорить не буду,— вертит в руках ключи крупный пожилой мужчина.— Я вчера выехал из Грайворона, я все своими глазами видел, но я сам бывший военнослужащий и устав помню. Как на плакате сказано: «Не болтай!» А если хотите мое мнение по ситуации — ну, это полная жопа, вот что это такое. А как еще сказать, если ДРГ противника прямо в город к нам зашла.
На обочине безостановочно курит седой дед.
— Я из Грайворона, да. Вчера там был, да. Стреляли где-то, я звоню братухе в село, говорю: че-то сильно сегодня стреляют. Он говорит: жди, сейчас приеду, увезу тебя. Ну я переночевал у них, а сейчас вот обратно домой хочу.
— А не страшно?
— Да чего бояться. Это было вчера, это было позавчера, и неделю назад было, и месяц... Так мы тут живем. Глупость одна получилась, вот и все.
На другой стороне дороги разговаривают двое мужчин.
— Стреляли-стреляли, а как же. Прямо с утра начали,— охотно отвечает один.— Вообще нас в Грайвороне периодически обстреливают, но такого еще не было — чтобы с утра и до позднего вечера. Еще самолеты летали, вертолеты…
— Самолет я лично видел, очень близко,— добавляет его товарищ.— Он низко-низко летел, прямо над домами. А потом, уже дальше, отстрелял эти, ну, тепловые ловушки.
— А как вы уехали? Была эвакуация?
— К вечеру по домам начали ходить военные. Просто стучались в калитку и предупреждали, что лучше эвакуироваться. Говорили, что если некуда, то есть автобус — отвезут в Старый Оскол и там где-то разместят. Ну я своим ходом уехал, переночевал у друзей, а теперь вернуться не могу.
— И что вы про эту ситуацию думаете?
— А чего тут думать,— усмехается первый мужчина.— За что боролись, на то и напоролись. А больше я вам ничего не скажу.
— За «думать» сейчас дискредитация положена,— добавляет второй.— До десяти лет тюрьмы. Так что ничего не «думаю».
Ждать надоедает; примерно в 10:00 мы уезжаем от блокпоста. Сворачиваем на одну из параллельных дорог, разворачиваемся и снова едем в сторону Грайворона. Десять минут, пятнадцать — никаких блокпостов почему-то нет. И вдруг проскакиваем мимо таблички «Грайворон» — даже не успеваем ее сфотографировать.
Город небольшой — главную улицу можно проехать за десять минут.
Очень тихо. Магазины, аптеки, маникюрные салоны — все закрыто. На улицах нет прохожих — только несколько человек стоят в палисаде частного дома и с подозрением смотрят на нашу машину. Проезжаем мимо больницы — окна первых этажей заложены белыми мешками с песком.
На перекрестке улиц Тарана и Свердлова тишину нарушает неприятный визг — это орет сигнализация у «Магнита». Здесь явно был «прилет» — на асфальте небольшая воронка, по кругу следы от осколков. Ближние окна разбиты, дальние — покрыты трещинами. За ними рекламный плакат «Давайте дружить семьями». Через дорогу частный дом с разрушенной крышей. Ловлю себя на мысли, что все это уже видел — в Донецке.
Фото: Александр Черных, Коммерсантъ
Фото: Александр Черных, Коммерсантъ
Останавливаемся сфотографировать магазин. Через несколько минут, в 10:20, раздается громкий взрыв — судя по звуку, всего в паре кварталов от нас. В 10:30 — еще один взрыв, а потом подъезжает полицейская машина. Сотрудники в бронежилетах и шлемах внимательно проверяют документы, игнорируя вопросы про обстановку в городе. Слышен еще один взрыв — и полицейский предлагает отойти под козырек магазина. Он кивает на выбоины от осколков: «Видите? А теперь представьте, что с вашим телом будет».
После проверки сотрудники «настоятельно рекомендуют» уехать из Грайворона — и «сопровождают» нашу машину до того самого блокпоста. По дороге замечаем здание школы с выбитыми стеклами; около другого административного здания сильно пахнет гарью. Уже за городом в 10:47 слышим неприятный свист мины и близкий разрыв.
Возле блокпоста заметно поубавилось машин. К нам подходит водитель одной из них: «Мужики, вы из Грайворона? Как туда проехать?» — «Вот по такой-то дороге. Но там сейчас стреляют». Он отмахивается: «Ты мне еще будешь рассказывать. У нас тут уже год стреляют». Я спрашиваю, что он про это думает. Мужчина молча указывает на стикер на автомобиле: «Z — своих не бросаем». А затем говорит: «Я вообще хотел бы, чтобы всех этих *** начальников из Москвы выселили — и пусть поживут у нас в Грайвороне, в Глотове, в Козинке. Пусть хотя бы годик поживут так, как мы».
Он разворачивается и уезжает. К блокпосту едут одна за другой четыре скорые, за ними несколько черных джипов с буквой Z. Через пару минут в ту же сторону пролетает военный вертолет.
Часть эвакуированных вывезли за сто с лишним километров от Грайворона — в город Губкин. Примерно 50 человек разместили в гостинице «Руда».
У ее дверей дежурит группа волонтеров — это студенты местного филиала БГТУ им. Шухова. Один держит новенький кошачий лоток и пакет сухого корма. «Ребята весь день здесь — кому телевизор настраивают, кому с вайфаем помогают, кому-то вот лоток нашли. Играют с детьми, пока их родители с полицейскими общаются. Узнали, что людям чего-то не хватает — скинулись, закупили, быстро привезли,— рассказывает начальник отдела молодежной политики городской администрации Дмитрий Прочаковский; сам он ненамного старше волонтеров.— Люди ведь очень разные приехали. Кто-то был готов ко всему, заранее чемодан собрал. А у других ничего нет, в футболке и шортах эвакуировались. Приехали пожилые, приехали семьи с тремя детьми, с животными. Пытаемся быстро решить их проблемы — белгородцы должны друг другу помогать». Позже он делится наблюдением, которое явно не дает ему покоя: «Знаете, эти люди мне говорили — им даже не верится, что у нас в Губкине все так спокойно. Вроде бы область одна... Но у них там постоянно обстрелы, постоянно они все это слышат — а в Губкине такая тишина. Они прямо удивляются — говорят, как будто за границу приехали».
Идем по гостиничному коридору. Несколько дверей открыты — там с эвакуированными беседуют полицейские. «Просто опрашиваем, собираем показания — что видели, что слышали,— объяснил один из них корреспонденту “Ъ”.— Честно, я пока не слышал ни от кого ничего особенного. Прилеты слышали, стрельбу слышали — но самих диверсантов никто не видел. Может быть, коллегам повезло больше, а у меня вот так».
В одной из комнат действительно разместилась семья с котом. Его зовут Пушок.
В 18:00 постояльцев зовут на ужин. Подсаживаюсь к группе пенсионеров и расспрашиваю Александру Михайловну — бабушку в ярком фиолетовом пиджаке. На голове у нее аккуратно повязан красивый цветастый платок. Александра Михайловна очень медленно говорит на смеси русского и украинского:
— Я с Новостроевки-второй, Грайвороновского района. Як раз пид самой границей. Огород кончается у мене — через триста метров граница. Наши пограничники всегда водичку у нас брали. С первого дня, с 24 февраля мы им помогали… Хорошие ребята такие. Прийшли сегодня, казали — надо вакуироваться. Вот и пришлось тикать. Прийихал автобус и забрав нас. И плакали, и жалко дом бросать, но бросили,— продолжает Александра Михайловна.— Хотя у нас и раньше прилетали, и по домам попадали, и окна все побиты были...
— У меня в дом 15 марта попало,— кивает женщина помоложе.— Мы с внуком дома были. Страшно, конечно… Крышу перекладывать пришлось, окна вставлять. Ну, администрация все сделала, как положено…
— А сегодня страшно было, страшно! Больше часу было,— продолжает Александра Михайловна.— Соседи крычали: «Ложись, около нас!» Вони там пид крыжовник попадали, в уши как дало, о-о-о, я думала, все, конец. Страшно было…
— Воны летят прям над головой, летят, свистят…— вздыхает другая соседка.— А иде упадут, хто ж знает. И в посадку падали, и огороди поразбивало…
Я спрашиваю женщин, откуда они родом.
— Я во Второй Новостроевке родылась,— твердо отвечает Александра Михайловна.— Во Второй замуж вышла, во Второй всю жизнь прожила. Я ж три года той войны застала…
— А я с Калмыкии,— говорит соседка.— Техникум окончила — и направили в Харьковскую область. И там жила всю жизнь, в восьмом году только прийихала сюда.
— А общаетесь сейчас с кем-то оттуда?
— Есть у мене там свойственница,— неохотно говорит женщина.
— И что она вам говорит?
— Шо, ничего хорошего.
— А шо она скажет? — вдруг вклинивается в разговор усатый пенсионер.— Была одна страна когда-то. А стали враги. Вот и все.
