non-fiction с Кирой Долининой

Константин Симонов. Истории тяжелая вода. М.: Вагриус, 2005 (серия "Мой XX век")

Практически все, что напечатано в этой книге, так или иначе уже издавалось. Проблема именно в "так или иначе" — все прижизненные мемуарные тексты одного из главных официальных советских писателей проходили жесточайшую цензуру, и, конечно же, без купюр (восстановленных в книге "Вагриуса") не обходилось. С перестройкой, когда стало "можно", Симонов уже был мало кому интересен. Сегодня он опять в моде. Однако поклонникам "Симонова" из сериала про его любовь с Валентиной Серовой не стоит торопиться — про любовь в этой книге нет ничего. Как нет в ней почти ничего и про жизнь.

Это самые безжизненные мемуары, которые мне приходилось читать. На протяжении 500 страниц орденоносный, увенчанный, обласканный писатель выясняет свои отношения с Историей. И поскольку История в диалог вступать не намерена, он говорит сам с собой, только с собой во многих лицах — в книге "сразу четыре моих 'я'. Нынешний я и еще трое. Тот, каким я был в 56-м, тот, которым я был в 46-м, вскоре после войны, и тот, которым я был до войны, в то время, когда я только-только успел узнать, что началась гражданская война в Испании — в 1936 году..." Про таких, как Симонов, говорят, что у них ампутировано сознание. Какие-то куски жизни из памяти изъяты и восстановлению не подлежат. Сухими, бесцветными словами талантливый, вообще-то, писатель пытается написать правду. Правда не пишется. Ему, человеку умному, но историей искалеченному, прийти с ней к согласию нелегко. Как оправдать Жукова, зная, сколько сотен тысяч людей он погубил? Как описать свои отношения со Сталиным и его культом, когда в твоем лексиконе нет слов-инструментов, чтобы каяться? Как войти в согласие с Историей, если большая часть твоей жизни прошла в литературно-политических дрязгах, и, например, от заседания ЦК, на которых Ждановым был зачитан приговор Зощенко и Ахматовой, у Симонова остались воспоминания о проблемах с чиновником от литературы Поликарповым? Нет тут никакого согласия, и быть не может. Трагическая это книга.

Олег Шишкин. Ч/б. М.: Новое литературное обозрение, 2005 (серия "Очерки визуальности")

Автор этой книги — смелый человек. Кому, как не ему, историку и журналисту, не знать силу фотографии. Тем не менее на обложку он выносит свой портрет — плохо выбритый лысеющий немолодой человек в эпатажном белом в голубую морскую полоску, держащий в руках раскрытый альбом Анри Картье-Брессона. На книгу он показывает пальцем, но не смотрит — его взгляд направлен куда-то поверх смешно спущенных на нос очков и поверх нас, зрителей этого портрета и читателей этой книги.


О чем эта обложка? О том, что речь пойдет о фотографии как исходной точке для размышлений вот этого странного человека. Книга это полностью подтверждает. Собранная в основном из текстов, когда-то написанных для газеты "Сегодня", она не рассказывает историю фотографии, а показывает, какие истории можно сочинить, глядя на фотографии. Фотографии Шишкина интересуют разные, классические и современные, репортажные и артистические. Пишет он ярко, пример наугад: "Подворотня — это то самое место, где преступление откладывает свои яйца". Академизмом здесь не пахнет. Его и нет. Есть литература. И есть оригинальный взгляд на визуальный объект. Такое сочетание работает — читать интересно.


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...