В Московском доме фотографии при поддержке Sony открылась выставка Никиты Алексеева и Игната Данильцева "Двенадцать из Гольцхейма". Московские художники после творческой командировки в Дюссельдорф почтили принявший их город, рассказав биографии людей, чьими именами названы его улицы. С историями двенадцати достойнейших дюссельдорфцев ознакомилась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Кто такие братья Фонченко? Чем славен академик Янгель? Почему москвичам дорого имя Викторио Кодовильи? Кто из нас сможет ответить на эти вопросы, если кого-нибудь вдруг заинтересует, в честь кого, собственно, названы московские улицы? Топонимы, данные в память, увы, не спасают от забвения. Вот и московские художники Никита Алексеев и Игнат Данильцев, оказавшись на стипендии Управления по культуре города Дюссельдорфа (они были удостоены ее после прошедшей в этом городе выставки МДФ "Новое начало. Современное искусство из Москвы", в которой участвовали, см. Ъ от 31 мая 2003 года), тщетно допытывались у аборигенов дюссельдорфского квартала Гольцхейм, кто такие Эдит Штерн, Клаус Клеппе, Эрвин фон Вицлебен. Причем если москвич всегда может отделаться стандартным ответом: "Не то революционер, не то ученый, не то партизан", в Дюссельдорфе, где одна из центральных набережных носит имя художника Йозефа Бойса, варианты могут быть куда более увлекательными,— в чем и убеждают изыскания художников, представивших истории двенадцати граждан Дюссельдорфа, чьи имена присвоены улицам в квартале муниципальных художнических мастерских.
Биографические справки вместе со старинными архивными фотографиями врезаны в современные цветные снимки табличек с названиями улиц. Вот улица Германа Вейля, поэта и художника-дадаиста, в 1930-м году принявшего монашество и вступившего в орден молчальников-камедулов. Вот — изобретателя Эраха Хупнера, еще в 1907 году демонстрировавшего нечто вроде прото-телевидения. В 1926, как следует из справки, он был приглашен на работу в СССР, где участвовал в секретных опытах по телепортации, а в 1930-е сгинул в сталинских лагерях. Авиатор Феликс Клейн, во время второй мировой сбитый под Сталинградом, а после войны ставший лидером пацифистского движения и конструктором альтернативных летательных аппаратов. Врач и богослов Роберт Бернадис, которому слепота не помешала проводить выдающиеся хирургические операции, в 2002 году внесенный в список кандидатов на беатификацию. Актер и комедиограф Клаус Клеппе, автор брехтианских трагифарсов, в 1930-е заключенный в концлагерь, чудом бежавший оттуда и скончавшийся в 1940 году в Сингапуре от хронического алкоголизма. И так далее. Вполне можно поверить, что все эти персонажи и вправду существовали.
Во всяком случае, их биографии отражают духовные поиски и катаклизмы минувшего ХХ века. Ведь существовали же люди с не менее причудливыми судьбами — например, один из основоположников дадаизма Хуго Балль, увлекавшийся католической теологией и видевший в дада нечто вроде христианской секты, или тот же Йозеф Бойс, переживший настоящее откровение после того, как его, сбитого над Крымом фашистского летчика, чудом выходили татары. И так ли уж важно, спасают ли авторы выставки своих персонажей из забвения или просто из небытия: почему бы не пополнить пантеон неизвестных героев ХХ века еще двенадцатью именами? Почему, если никто так и не назвал улицу именем Хуго Балля, не увидеть в некоем Германе Вейле, чье имя красуется на уличном указателе, его удостоенного больших почестей двойника? И так ли уж важно, что представленные в зале МДФ чудом сохранившиеся реликвии вроде шляпы Клауса Клеппе, происходят вовсе не из немецкой коллекции, а из собрания нашего Александра Петлюры?
В проекте Никиты Алексеева и Игната Данильцева можно увидеть продолжение весьма популярных в московском концептуализме (к которому принадлежит господин Алексеев) литературно-художественных мистификаций — например, выдуманного Ильей Кабаковым "неизвестного художника Шарля Розенталя", в 1920-е годы предвосхитившего концептуализм, или абстракциониста XVIII века Апеллеса Зяблова, сочиненного соцартистами Виталием Комаром и Александром Меламидом. Впрочем, никто из "Двенадцати из Гольцхейма" не кажется ни замаскированным альтер эго авторов выставки, ни персонажем альтернативной истории искусства. Двенадцать биографий — это своего рода "жития", истории святых ХХ века — неслучайно почти все герои проекта так или иначе связаны с религией, пусть и не обязательно ортодоксально христианской, а в их биографиях вполне можно найти и чудеса, и мученичества. Да и указатели с их именами сняты исключительно на фоне неба — как будто бы все они размечают некий "небесный Дюссельдорф".
В сущности, увековечивание в виде названия улицы — это и есть некий сугубо гражданский вариант канонизации: после смерти особо достойные граждане становятся этакими покровителями местности, как встарь ими становились местные святые. И почему-то хочется, чтобы господа Алексеев и Данильцев продолжили свои апокрифические изыскания и в других городах, в том числе в Москве — вдруг окажется, что и мы живем на улице имени какого-нибудь незаслуженно забытого русского футуриста, тем более что, скажем, улицы Казимира Малевича или Велимира Хлебникова на карте столицы нет.