Зайцекладущие

Спектакли Ромео Кастеллуччи в Авиньоне

фестиваль театр

Среди спектаклей, вызвавших особенно оживленную дискуссию прессы и зрителей на завершившемся в Авиньоне Международном театральном фестивале (см. Ъ от 27 и 30 июля), были постановки знаменитого итальянского авангардиста Ромео Кастеллуччи "B.#03 Berlin" и "BR.#04 Bruxelles". Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.

Когда зрители только начинали входить в зал Авиньонского городского театра, где давали спектакль "B.#03 Berlin", свободных мест уже не было. Во всех креслах расположились зайцы-безбилетники — длинные черные мягкие игрушки с заячьими головами. Приходилось что-то с ними делать: либо сажать на колени, либо впихивать рядом на сиденье, либо просто сминать в комок и запихивать под кресло. В общем, первую провокацию Ромео Кастеллуччи устроил до начала спектакля: беззащитная кукла-двойник для одних стала источником веселья, для других — объектом недовольства и даже агрессии. Впрочем, как только начался спектакль, про зайцев все забыли.

На сцене, отделенной от зала экраном, разразилась буря. Серое грозовое небо заняло все пространство, грохотал гром, сверкали молнии — причем не старым добрым театральным способом, а как-то тотально, компьютерно, страшно. Потом в серой мгле обозначились размытые белые пятна, оказавшиеся при дальнейшем прояснении большой кроватью и фигурами людей. Одна из фигур вскоре оказывается безжизненным трупом, а другая, женская,— убийцей. В основу "берлинского" спектакля положен некий реальный случай из городской жизни. Равно как и в основу всех других спектаклей из цикла Tragedia Endogonidia, который Ромео Кастеллуччи и его компания "Сосьетас Рафаэлло Санцио" осуществили в течение нескольких лет по заказам фестивалей в различных европейских городах — вот откуда в заголовках спектаклей названия городов и порядковые номера. Среди этих городов был и Авиньон, три года назад здесь показывали спектакль господина Кастеллуччи "A#02 Avignon".

Бесполезно искать в этом географическом обозрении (помимо названных мест в списке есть Париж, Рим, Страсбург, Марсель, Лондон и пр.) реальные приметы городов и признаки повседневной жизни. Постановки Ромео Кастеллуччи — это изощренные символистские фантазии, в которых реальная боль и реальные трагедии этого мира (в одном из спектаклей, кстати показанном в 2001 году в Москве на Театральной олимпиаде, были заняты онкологические больные) переплавляются в театральные сны, столь же увлекательные, сколь и кошмарные. Беда критика состоит в том, что трактовать их гораздо скучнее, чем смотреть. У самого режиссера, правда, на все случаи жизни есть концепции и объяснения. Так, основной идеей цикла Tragedia Endogonidia Ромео Кастеллуччи называет идею о бессмертии смерти — мол, смерть никогда не кончается.

Смерть присутствует в каждой из его постановок. Правда, в совершенно разных своих проявлениях. В спектакле "B.#03 Berlin" героиня умирает, но вместо нее на сцене появляется ее душа — девочка буквально вылезает из гроба. Вообще, начавшись практически концом света, "берлинская" глава цикла заканчивается едва ли не как добрая святочная сказка: темно-серая сцена становится белой, по ней гуляют неуклюжие и симпатичные белые медведи, в финале всех их засыпает что-то вроде снега, и в этой белизне исчезает душа убийцы. "BR.#04 Bruxelles" завершается совершенно иначе — незабываемым смертельным фокусом. На пустой сцене стоит кровать, в которую, предварительно надев на голову белый колпак с прорезями для глаз, ложится бородатый старик. Он накрывается одеялом и зарывается головой в подушку. Через пару минут полного сценического бездействия вам вдруг кажется, что тело под одеялом стало меньше, потом еще меньше. Вы строго вглядываетесь в сцену и ничего не понимаете, потому что еще через пару минут кровать оказывается пуста и абсолютно идеально застелена. Старик буквально растворился в ней без следа, а на сцене появляется мальчик в черном костюме, черном цилиндре и с огромным черным носом — только для того, чтобы постоять около опустевшего ложа и этим закончить спектакль.

Кто этот мальчик и кто этот старик, первый раз появившийся на сцене в женском купальнике и потом надевший на себя десяток белых одежд с древнееврейскими и арабскими надписями, а сверху — полицейскую форму? Верховный бог или спятивший страж порядка? И почему один из полицейских спокойно разделся, оставшись в одних трусах, а другой долго и жестоко избивал его дубинкой, пока первый не вымазал на себя с пола всю лужицу густой красной жидкости? Кто та чернокожая женщина, которая в первом эпизоде представления долго и тщательно мыла шваброй белый пол сценической коробки, а потом явилась черной колдуньей и встала над полиэтиленовым мешком, в который засунули тело несчастного полицейского? Почему никто не произнес ни единого внятного слова? И зачем на сцене в полном одиночестве минут пять сидел грудной ребенок?

Нет ответа. Вернее, он есть, но упаси нас бог от выслушивания или прочтения соответствующих "объяснений". Ромео Кастеллуччи делает театр, далекий от литературы и психологии (на самом деле — далекий и от философии тоже), но пробирающий буквально до костей. Где еще увидишь, чтобы одни зрители во время поклонов кричали актерам "гадость!", "вон отсюда!", а другие истошно вопили "браво", повскакав с мест. Дело в том, что режиссеры, желающие шокировать зрителя, часто пренебрегают режиссерским искусством. Там, где стремятся любым способом выбить публику из наезженной колеи, обычно не слишком заботятся о профессии. По отношению к спектаклям, вызывающим шок, обычно не приходится говорить, скажем, о "световой партитуре" или о звуковой. А вот Ромео Кастеллуччи — искусный мастер, настоящий театральный маг. К нему бы на выучку всех тех, кто предлагает ради новизны и скандала забыть о качестве театра.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...