18 мая на платформе Wink выходит «Балет», второй после «Happy End» сериал режиссера и актера Евгения Сангаджиева. Бывшая советская прима-балерина Рута Майерс (Алла Сигалова), оставшаяся в США во время гастролей в начале 1980-х и сделавшая карьеру на Западе, спустя 40 лет впервые приезжает в Москву, приняв приглашение нового директора Главного театра страны (Федор Бондарчук в узнаваемой роли карьериста-технократа). Ей предстоит поставить новый спектакль на легендарной сцене, со времен ее отъезда не видевшей, кажется, ничего, кроме «Щелкунчика» и «Лебединого озера». Звездной гостье рада измученная корпоративными турами на дачи к олигархам труппа, но не художественный руководитель, для которого она не просто опасный конкурент, но еще и бывшая любовь. За всем этим наблюдают кураторы и цензоры из силовых ведомств, без которых в театре, как и 40 лет назад, ничего не происходит. С первых же серий «Балет» заявляет о главном конфликте времени: старое не дает жизнь новому, прошлое не отпускает, время движется по кругу. О цикличности, работе с Аллой Сигаловой и Владимиром Варнавой, готовящемся байопике Игоря Талькова и будущем калмыцкого кино Евгений Сангаджиев рассказал Константину Шавловскому.
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Что для вас было главным вызовом в «Балете»? Идея и история, насколько понимаю, не ваши, вы — приглашенный режиссер?
Я зацепился за фактуру и историю, в которой можно подумать о времени и о том, что с нами происходит. В «Балете» два времени, 1984-й и условный 2021-й. И мне было интересно рассказать историю для молодой аудитории, которая будет ассоциировать себя, наверное, с восемнадцатилетним героем, поразмышлять, в кого он может превратиться спустя 40 лет. Было интересно подумать, чем же мы обрастаем. Условно говоря, кто я в этой истории. Какой выбор сделаю и кем я стану?
А кто вы в этой истории?
Если я отвечу сейчас, это будет просто неправдой, потому что те конфликты, которые мы исследуем в фильме,— это то, что все время происходит и внутри меня в том числе. Мне не хотелось делать однобоких и однозначных героев, поэтому в «Балете» нет хороших и плохих — там все объемные. Ну и плюс я что-то понимаю в хореографии. До переезда в Москву я учился в элистинском училище искусств имени Петра Чонкушова на отделении хореографии, танцевал в государственном ансамбле песни и танца «Тюльпан», был народником. А потом поступил в университет культуры на балетмейстерский факультет, проучился год и бросил, поступил в ГИТИС.
Кажется, что от классического русского балета народный танец достаточно далеко.
Но образование-то было академическое. Историю балета точно нужно было знать. Но я и не был балетоманом, никогда не мечтал о балетной сцене. Классические балеты, конечно, я все видел — что-то в записи, что-то вживую.
Фото: Wink
Фото: Wink
Фото: Wink
Фото: Wink
Фото: Wink
Фото: Wink
Фото: Wink
Фото: Wink
Помните, когда впервые в Большом оказались?
По-моему, это было «Пламя Парижа», я еще учился в ГИТИСе. Не помню, кто тогда танцевал, возможно, Евгения Образцова. Которая в итоге и снялась у нас в «Балете» спустя много лет.
«Балет» снимали в Большом?
Нет. Конечно, не хочется разрушать легенду о съемках в Большом, но у нас и в сериале это не Большой, а условный Главный театр страны, так что и собирали мы его по частям технологически. Фасад у нас Большого, а внутри — и Михайловский театр, и театр Станиславского и Немировича-Данченко, и «Красный Октябрь».
В сериале с первых серий звучит мысль о том, что балет в России — больше, чем балет. Это действительно так?
Мне немного сложно в таких категориях мыслить. Безусловно, русский балет — это международный бренд, как собор Василия Блаженного. Но мы не занимались историей и феноменологией бренда. Мне было интересно говорить не о балете как феномене, а о людях, которые этим живут, и конфликтах, которые их раздирают и которые будут понятны даже тем, кто ничего, кроме «Лебединого озера» по телевизору, не видел.
Насколько долгой и сложной была подготовка? Несмотря на ваше хореографическое образование, кажется, что у балетного закулисья своя специфика, которую нужно знать в мелочах.
Давным-давно я играл в Большом театре у Кирилла Семеновича Серебренникова в его опере «Золотой петушок». Я там высокохудожественно носил мебель. Пришел по объявлению, чтобы познакомиться и посмотреть — и как работает Кирилл, и как работает музыкальный театр в целом. Пошел, в общем, за опытом. И, по-моему, пару лет просуществовала эта опера. Какие-то вещи я там подсмотрел, а какие-то выдуманы или основаны на… чтобы сюжет двигался. Ну и был хореограф Володя Варнава, он мне невероятно помогал при работе над спектаклем «О природе» в театре Станиславского, который мы выпустили совместно специально для сериала, чтобы часть хореографии из этого балета попала на экран.
Это довольно дерзкое производственное решение — поставить настоящий балет в театре для того, чтобы снять его в сериале. Это была ваша идея?
Просто в какой-то момент стало понятно, что иначе мы эту историю не снимем. Точнее, не снимем так, как мы ее придумали. Балетные артисты себе не принадлежат абсолютно, и у нас была каждодневная война с расписаниями, с работой театра, которая по своему устройству похожа на работу завода. Мы просто не вытянули бы это вдолгую. Ну и потом, когда идея появилась, это был настоящий художественный вызов. Потому что, кажется, такое мало кто делал. Или вообще никто. Не знаю.
Как вы с Варнавой работали? Кто решал, что это будет за балет, как он будет выглядеть, про что он будет? Это же одна из главных интриг фильма.
В принципе я довольно четко знал, что мне нужно. А еще лучше, что мне не нужно! Задача соединить все арки героев с тем, что они танцуют. И тут мы с Володей совпали, Володя начал интересоваться паттернами — такими, именно физическими паттернами. Для меня важно было протащить через танец идею того, что внутри нашей жизни много циклов, которые повторяются, каждый раз заходя на новый круг. И возвращение главной героини в страну, и ее взаимоотношения с тем человеком, с которым она рассталась почти 40 лет назад…
И история страны, которая тоже идет по кругу...
Возможно. И это все какие-то повторяющиеся круги. Я начал читать много-много всего по интересующей меня теме и в итоге наткнулся на поэму Эмпедокла «О природе», где он рассуждает о цикличности, о борьбе двух энергий — энергии разрушения и энергии любви. Мы поговорили с Володей, и это совпало с его интересом к паттернам и их исследованию в хореографии. И еще мне не хотелось сюжетного балета, потому что это оказалось бы супероднозначно — я бы не оставил зрителю пространства для его собственных мыслей и чувств. Мне важно, чтобы зритель чувствовал.
В первых сериях звучит довольно жесткая и принципиальная критика того, как в России устроена балетная жизнь: тотальный контроль со стороны церкви и государства, творческие люди оказываются заложниками большой политики. Хочется спросить, как в анекдоте: а что, так можно было?
Я не знаю (смеется). Мне кажется, проблема в том, что мы сейчас все очень контекстно воспринимаем. Сериал писался три года назад. И в любом случае это же все наши фантазии, а не документальное кино.
То есть углубленные интервью о том, как в Большом воруют на буфете, вы не брали, все придумывали из головы?
Да, из головы. Из головы вообще все (смеется).
История Руты Майерс перекликается с историями ныне живых Наталии Макаровой и особенно Михаила Барышникова, который не только не вернулся, но и отказывался все это время выступать с гастролями в России. Вы с ними не общались?
Нет, потому что это абсолютно выдуманная история. Все совпадения случайны.
Как в проекте появилась Алла Сигалова?
Это, конечно, довольно неожиданное решение, но в результате — мне кажется — именно Алла сложила весь этот пазл. Она прекрасно сработала. Она понимает, что она играет, о чем она говорит. Притом что она не играет саму себя, степень ее достоверности, наверное, была бы невозможной для другого актера.
Насколько я понял, многие роли в «Балете» играют балетные артисты, у которых до этого не было опыта работы в драматическом театре и кино.
Не многие, а все — и это была моя изначальная концепция. В фильмах про балет меня часто расстраивал прием «голова-ноги», когда снимают сначала артиста крупным планом, а потом на общем танцует дублер. Монтажно это вроде бы работает, но сути, по-моему, не доносит. И я пришел к продюсерам с идеей, что все балетные роли должны играть балетные артисты. Как минимум потому, что молодого актера невозможно за короткий срок научить танцевать, а мне хотелось другой степени достоверности. Боюсь назвать цифру, но мы посмотрели не меньше 1000 человек. И это был огромный кастинг, невероятный, дико сложный. Но визуально с точки зрения хореографии мы получили потрясающий эффект. И в любом случае 17 актеров я бы ну никак не подготовил к такому большому забегу. Это был, конечно, риск, но этот риск, с моей точки зрения, оправдывает себя в каждом кадре.
Под ребят переписывался сценарий?
Сценарий переписывался постоянно, это его перманентное состояние. Но в работе с артистами он переписывался скорее в плюс, когда я видел, что они справляются и можно добавлять больше. Мы добавляли в рамках истории.
С закрытием «Гоголь-центра», насколько я понимаю, вы больше не играете в театре?
Нет.
Не скучаете?
Скучаю. Но альтернативы не вижу, поэтому и не думаю об этом.
Во время работы над двумя сериалами много приходилось отказываться от ролей в кино?
Постоянно. Я сейчас снимаюсь в основном у друзей, у Никиты Власова, например, снялся в сериале «Лада Голд». А во время съемок «Балета» ездил сниматься к Васе Кузьминой в «Нике».
У себя вы принципиально не снимаетесь?
Да. Пока я доверяю людям, которые могут лучше.
Вы родились в Калмыкии и сыграли одну из главных ролей в «Чайках» Эллы Манжеевой — единственном на данный момент калмыцком фильме, снятом после 1991 года. Нет у вас желания самому снять калмыцкий фильм?
Есть, и я когда-то обязательно приду к этому. Просто у меня еще очень маленькая режиссерская фильмография, если вы не заметили, только один выпущенный сериал. Я бы очень хотел, чтобы в Калмыкии появлялось свое кино, мы же с Эллой Манжеевой как раз в свое время делали там кинолагерь для подростков, где они сами писали, снимали, монтировали и показывали свои фильмы родителям, которые узнавали своих детей через кино. Вообще есть такая проблема, когда люди думают, что Калмыкия — это где-то очень далеко. Недавно один парень из Ростова у моего друга спросил: «Ну, это ты же где-то очень далеко живешь?» И друг ответил: «Да. На границе с Ростовской областью». На самом деле Калмыкия — это всего-то 1200 километров, то есть по сути 20 часов езды на автомобиле от Москвы. И летать, и искать натуру, например, в Казахстане намного дороже, чем развивать кино в Калмыкии с ее степями, барханами, пустынями и морем, которое тоже у нас есть. С точки зрения кинематографической это очень богатый и интересный регион. И конечно, я мечтаю о таком же кинематографическом буме, как у якутов, чтобы калмыцкое кино проявилось как бренд.
Одна из причин бума якутского кино — это отсутствие перспектив у молодых актеров из Якутии, которые, отучившись в Москве, могли рассчитывать в кино на роли сушефов и гастарбайтеров из Средней Азии, а потому возвращались домой и начинали работать там. Насколько сложно калмыцкому актеру в российском кино и театре? Когда вы приехали в Москву, часто ли вы сталкивались с дискриминацией?
Да постоянно. И вы можете это наблюдать не только в индустрии. Шовинизм повсеместен. Я где-то говорил, что, пока никто не пишет сценарии на двухметровых калмыков, работать в киноиндустрии с моей внешностью сложно. Страна у нас большая, но ее многонациональная история в нашем кино отражения, скажем так, почти не находит. Одним словом, было достаточно сложно, и, в частности, поэтому я никогда не хотел идти в какой-нибудь репертуарный театр. И все это не последняя причина, почему я пошел в школу кино и телевидения «Индустрия» учиться на режиссера — тут не меньше уязвимостей и зависимости от чужих решений, но я развиваюсь в этом.
Сейчас, как я понимаю, вы выпускаете «Балет» и одновременно готовитесь к байопику Игоря Талькова? Чем вас заинтересовала эта история?
Тальков — это какая-то суперзагадочная фигура и одновременно символ времени, в котором все вроде бы должно было поменяться и даже как будто поменялось,— но тут опять же мы приходим к идее цикличности. Об этом всем интересно размышлять.
Тальков является не просто символом времени, но и символом русских националистов, а его байопик снимает калмык. Не боитесь, что в вас камни справа полетят?
Это уже было на «Happy End»: когда вышел первый трейлер, я столкнулся с националистическим хейтом, мне писали угрозы в личку.
Почему?
Потому что я русскую девочку показываю, скажем так, не с лучшей стороны. Разговор о вебкаме для кого-то сам по себе является табуированной темой, а национальность как аргумент в споре — обычное явление в определенной среде. Уверен, будет что-то рвать у кого-то и на выпуске «Балета». Но в случае «Талькова» я про это даже не успел еще подумать, если честно. Пока меня занимают другие, более содержательные вопросы.
Смотреть: Wink
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram