В конце июля у дочери моей Вари день рождения. Ей пять лет, и мы с женой, нагруженные подарками, поехали навещать девочку на дачу к бабушке и дедушке. Идиотская все же у нас манера — жить в Москве, а дачу иметь под Санкт-Петербургом.
Мы решили поехать поездом, а не автомобилем, чтобы выспаться в дороге и не тратить драгоценного времени выходных дней на сон вместо общения с дочерью. Выспаться, разумеется, не удалось: в самом дорогом поезде, курсирующем между столицами, за полтора часа до прибытия устраивают пассажирам бесчеловечную побудку методом включения радио "Ретро", каковое транслирует душеизлияния певицы, которая, по ее же словам, сидит в восьмом ряду на чужом концерте, но одновременно поет так громко, что приходится просыпаться.
Поезд приходит рано. Войдя на дачный участок и рассовывая по кустам привезенные из Москвы подарки, чтоб те еще два дня до Вариного дня рождения оставались сюрпризами, мы были уверены, что девочка наша еще спит. Ничуть не бывало. Варя, оказывается, проснулась в день нашего приезда чуть свет, наелась геркулесовой каши для подкрепления сил, каковые силы будет демонстрировать весь день, сжимая мне руку. Разбудила деда, заставила открыть машину, где валялись под задним стеклом игрушечный гусь и игрушечная мышь, и объявила, что гусь, дескать,— это подарок маме, а мышь — подарок папе. Теперь у меня есть мышь.
Как только мы приехали и едва я только успел выпить с дороги чашку кофе, Варя отвела меня в сторонку и сыграла со мной раз тридцать шесть в игру "Микки-Маус". Игра заключается в том, что Варя шепчет мне на ухо слова "Микки-Маус", а я должен шептать ей на ухо вопрос "Какой Микки-Маус"?, и этот диалог почему-то приводит нас обоих в неописуемый восторг, сходный с восторгом, испытываемым страной от просмотра программы "Аншлаг-аншлаг". Потом Варя сказала:
— Папа, я люблю маму и люблю тебя. Пойдешь со мной кататься на самокате?
Что бы вы сделали на моем месте? Разумеется, я немедленно взял самокат и пошел кататься с дочерью по асфальтовой дорожке. Причем сначала Варя демонстрировала мне, как умеет кататься на самокате самостоятельно, напевая собственного сочинения песню "та-та-та-та", а потом мы взгромоздились на самокат вдвоем и покатились с горы, горланя хором собственного сочинения песню "тарара-тарара". Мы ехали уже так быстро, что ветер вышибал из наших глаз слезы, когда Варя сказала:
— Лежачий!
— Кто лежачий, Варенька?
— Там за поворотом дороги, папа, лежачий полицейский. Мы наедем на него, упадем и разобьем нос. Тарара-тарара!
Знаете ли вы, дорогой читатель, как на самокате, летящем под песню "тарара-тарара", стирается, если хочешь затормозить, об асфальт подошва мокасина "Тодс" по цене четыреста долларов пара? Я вам скажу. Она очень быстро стирается. Нога в мокасине чувствует себя при этом так, будто ее сунули в камин, а дочка при этом весело хохочет и говорит:
— От тебя, папочка, пахнет паленой резиной.
Мы затормозили в сантиметре от лежачего полицейского. Я закурил, а Варя нашла в канаве у дороги брошенную кем-то пластиковую бутылку. Я шел медленно, припадая на обожженную торможением ногу, Варя шла вприпрыжку, размахивая бутылкой. Так мы и дошли до озера. Девочка моя набрала из озера воды, насыпала в бутылку песка, взболтала содержимое и объявила:
— Это русский квас! Он состоит из воды и грязи.В этот момент к нам на озере присоединились жена моя и старший мой сын Вася. Было довольно холодно, дул неприятный ветер. Надувной круг и купальник для Вари жена моя и сын взяли скорее на всякий случай. Но Варя потребовала немедленно купаться.
— Давай хоть лифчик от купальника надевать не будем,— предложила Варе моя жена.
— Нет,— девочка была серьезна,— лифчик надевать обязательно. Если ты хочешь не надевать мне что-нибудь, мама, можно не надевать трусы.
Она прыгала как заведенная раз сто в холодную воду на совсем уж прохладном ветру. Мы увещевали девочку, что пора, дескать, вылезать из воды, но девочка говорила, что послушной станет минут через десять, а пока она непослушная, но это не может влиять на нашу к ней любовь.
Наконец мы выловили дочку из воды и пошли обедать. После обеда раннее вставание, свежий воздух, спортивные упражнения и бабушкина домашняя лапша вконец истощили наши силы. Мы с женой добрели до спальни и рухнули на кровати. Варя каждые тридцать секунд забиралась под пледы то к жене моей, то ко мне. Пометавшись так минут двадцать и не решив, с мамой или с папой ей хочется провести тихий час, девочка прошептала, проваливаясь в сон и обнимая все-таки маму:
— Я вот сейчас усну, а бабушка и дедушка без меня поедут в сладостный магазин. И я расстроюсь.