На экраны города вышел фильм Алексея Учителя по сценарию Александра Миндадзе "Космос как предчувствие", победитель Московского кинофестиваля. МИХАИЛА ТРОФИМЕНКОВА фильм озадачил настолько, что он отчаялся найти ему логическое объяснение.
Алексей Учитель считается режиссером, сильно зависимым от сценаристов. В этом нет особого греха, тем более что историю господин Миндадзе и на этот раз придумал отменную. 1957 год, некий северный порт, быт, пусть убогий, но пронизанный мечтами главного героя о полете к звездам. Наивный до одури повар Конек находит, по рецептам Альфреда Хичкока, своего идеального "двойника", даже внешности которого начинает подражать. "Двойник" представляется Германом, плавает в ледяной воде, одним движением бровей укладывает в койку подругу Конька, дерется в пивных и врет напропалую. Договаривается до того, что выдает себя за засекреченного до поры до времени участника отряда космонавтов, готовящегося к полету в экстремальных условиях.
Поверить в эту галиматью может лишь Конек. Зритель давно раскусил Германа, зубрящего по-английски выражение "политическое убежище", ищущего доступ на норвежскую плавбазу и намылившегося вплавь уж точно не на Луну. Типично миндадзевская ситуация зависания героя между реальностью и иллюзиями, грезами, бредом. Однако в "Космосе" странность ситуации обстоятельно растолкована, но не прочувствована, не цепляет, как бы ни старался Алексей Учитель нагнать сюра, проводя героев через комнату кривых зеркал в парке отдыха или меняя местами двух сестричек-официанток. Это не вызывает, как в "Смутном объекте желания" Бунюэля, ощущения зыбкости бытия — только раздражение оттого, что не поймешь, кто с кем спит.
Впрочем, ближе к финалу начинаются вещи столь дикие, что их не объяснить ни попыткой воспарить над мрачной реальностью, ни даже желанием угодить большому начальству. Представьте, что некто экранизирует даже не "Архипелаг ГУЛАГ", а какую-нибудь мрачную прозу, скажем Виктора Астафьева, о беспросветной жизни в провинции и завершает фильм совершенно искренним утверждением, что пусть террор и нищета, но "зато мы делаем ракеты". Конек уезжает навстречу светлому будущему, которое, честно говоря, может ждать его только в психушке. В поезде знакомится с будущим космонавтом Юрой. Потом он узнает его по вечно развязанному шнурку на киноэкране и выбежит к машине первого космонавта с букетом. Финальные титры идут на фоне Гагарина на трибуне, под песню "Не нужен нам берег турецкий". Поскольку забытый и Коньком, и режиссером Герман, кажется, утонул при попытке побега, финал настолько не в тему, настолько беспредельно циничен, что возникает желание пересмотреть фильм и удостовериться, что он не приснился. Кажется, не режиссер попытался сформулировать в финале некую национальную идею, а бедный Конек, который в упор не видит, что снял не один, а два совершенно несовместимых фильма.