Авиньон раздухарился

"Крум" в постановке Кшиштофа Варликовского

фестиваль театр

В Авиньоне продолжается 59-й Международный театральный фестиваль. РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ смотрел польский спектакль "Крум", а думал и о русском театре тоже.

Не успеешь пожаловаться читателю (см. номер от 20 июля) на засилье в нынешней программе Авиньонского фестиваля перформансов и видеоинсталляций, как вот он тебе — отличный драматический театр в чистом виде. "Крум" в постановке 43-летнего польского режиссера Кшиштофа Варликовского — единственный спектакль в афише Авиньона-2005, сделанный за пределами стран Шенгенского соглашения, хотя и в новых пределах Европейского союза. Так или иначе, совместная работа двух ведущих польских театров, варшавского "Розмаитошчи" и Старого театра из Кракова, разительно отличается от всего, что уже пришлось увидеть в Авиньоне,— никаких "деконструкций", никакого шарлатанства, а все "переживания телесности" (любимая тема нынешнего приглашенного директора фестиваля Яна Фабра) воплощены исключительно средствами умного, качественного театра.

Видеоэкран, правда, висит и здесь. Но он, кажется, больше нужен для субтитров, нежели для редких и, кстати говоря, необязательных видеофрагментов, имеющих отношение к действию пьесы. В качестве исходного события для "Крума" известный израильский драматург Ханок Левин выбрал одну из самых выигрышных с точки зрения развития сюжета ситуаций — возвращение сына домой. Крум, мужчина в самом расцвете сил, приезжает из-за границы домой, к матери, в маленький городок, где встречает друзей, соседей, бывшую любовь. Не нужно обладать особенно богатой фантазией, чтобы вообразить себе, что отношения с матерью окажутся сложны и мучительны, что в друга юности герой смотрит как в зеркало, что сам он одинок, что старые чувства должны встрепенуться и угаснуть. Что вся пьеса будет про то, что вернуться никуда и никогда человеку нельзя, но и не возвращаться тоже невозможно.

Кшиштоф Варликовский взял именно израильскую пьесу на эту тему, потому что ему были необходимы те щепотки горечи, которую еврей Левин добавляет к комедийным ситуациям, и та неизбывная ирония, которой он приправляет ситуации драматические. Пару лет назад Варликовский очень интересно поставил "Дибук" С. Ан-ского, знаменитую пьесу о том, как дух умершего возлюбленного вселился в еврейскую девушку и как его из нее всем миром изгоняли. Можно сказать, что "Крум" образует с "Дибуком" своеобразную еврейскую дилогию — к счастью, без всякого еврейского "колорита". Вот только теперь все наоборот: из Крума все духи, злые и добрые, словно "выселились". Он бы и рад обрести смысл, да только не обретается никак. По почти пустому двору-загону, который выстроила на сцене художник Малгожата Щчесняк, гуляет ветер. Хлопают туда-сюда двери, равнодушно вертятся крылья вентиляторов. Правда, устилающий этот зал ожидания паркет напоминает о доме, но когда пространство подсвечивается нижним, призрачным зеленоватым светом, неровности покрытия делают его похожим на высохшую землю.

Актеры успешно справились с тонкой задачей — абсолютно реально присутствовать на сцене и в то же время быть призраками самих себя. Ведь и вся история Крума похожа на какое-то наваждение. Спектакль длится почти три часа без антракта, он точно обволакивает зрителя, деликатно, но властно затягивает в себя. Кшиштоф Варликовский работает как-то исподволь, но очень последовательно, избегая яркостей, нажима, ни в коем случае не нагнетая безысходности, однако заставляя иногда как-то внутренне сжаться. Когда друг Крума умирает в больнице, отлично исполняющий главную роль Яцек Понедзялек вдруг обращается к публике по-английски: мой друг хочет напоследок сфотографироваться со счастливой молодой парой, есть такие среди вас? Ну или с немолодой, главное — счастливой. Не знаю, подсадными ли были те юноша и девушка, что вышли на сцену, но фотография играющего предсмертное состояние артиста со зрителями была сделана, и зал как-то сочувственно и очень правильно зааплодировал. А когда, согласно желанию покойного, его прах развеивали и актеры сдували со стола серую пыль, а она клочьями облаков летела на зрителей, зал как-то тоже очень правильно замер. Не охнул, не засмеялся, не отвернулся, а просто выдохнул.

Не знаю, почему именно, но на "Круме" я как-то особенно тоскливо думал о родной стране. Тупо перебирал лучшие московские спектакли последнего времени, мысленно пристраивая их к программе Авиньонского фестиваля, причем не только к его данс-видеомузыкальному большинству, но даже и к довольно традиционному, но и очень современному польскому "Круму". Много ли таких, кто будет смотреться на европейском театральном форуме (не об одном Авиньоне речь) не чудом сохранившейся рептилией, не разряженным попугаем и не домашней радостью, показавшейся замыленному московскому глазу продуктом "европейского уровня"? Вот только не надо поджимать губы — "Авиньоны нам не указ". Не указ. Просто почувствовать разницу всегда продуктивно. А себе и вам в утешение сообщу, что здесь уже объявлено о том, что в основной программе в будущем году без России все-таки не обойдется — будут показаны несколько спектаклей Анатолия Васильева.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...