В прокате — фильм мексиканки Мишель Гарса Серверы «Дитя тьмы» (Huesera). Михаил Трофименков честно попытался если не испугаться, то хотя бы позабавиться на просмотре этого как бы фильма ужасов.
Игра Натальи Солан в роли главной героини Валерии вряд ли способна придать правдоподобие неестественному сюжету
Фото: Arna Media
Да что ж это такое творится, о пресвятая Дева Гваделупская, в мировом жанровом кинематографе. «Дитя тьмы» — как минимум десятый за год фильм в российском прокате, в котором источником страха выступают дети. Еще не рожденные, но уже превращающие жизнь родителей в адский ад, или уже созревшие для первых месячных. Существующие лишь в воображении повредившихся умом родителей или просто обладающие паранормальными способностями. Финские «Близнец» Тамели Мустонена и «Скрежет» Ханны Бергхольм. Бельгийско-ирландский «Вивариум» Лорана Финнегана и мексиканская «Кукла. Последнее проклятие» Генри Бедуэлла. Отечественные «Детектор» Костаса Марсаана и «Медея» Игоря Волошина.
Дети на протяжении этого года нянчили в своих кроватках кровожадных птенцов и силой взгляда плющили по стенам вредных одноклассниц. Издавали ультразвуковой лай и общались с чертями через телевизионный экран. Чуяли на расстоянии присутствие серийных убийц и клацали тающими ледяными зубами. Большинство этих фильмов так или иначе отсылало к классике кинематографа ужасов 1960–1970-х годов. Прежде всего, к «Ребенку Розмари» (1968) Романа Полански и «Омену» (1976) Ричарда Доннера. Мишель Гарса Сервера не стесняется признаваться в том, что просто показывала «Ребенка Розмари» съемочной группе. Но, даже если оставить в стороне вторичность современных фильмов, в нагнетании ужасов на тему детей-родителей есть что-то нездоровое, порочное. Позорная спекуляция на слезинке ребенка или его матери, проще говоря.
Перебесившись в подростковом возрасте, Валерия (Наталья Солан), кажется, получает высшее образование и обретает простое женское счастье по-мексикански. Любящий муж Рауль (Альфонсо Досаль), работающий, кажется, в рекламном бизнесе, дом — полная чаша. Никаких забот: можно всласть предаваться любимому хобби — столярному, вы не ослышались, ремеслу. Забеременеть, правда, никак не удается, но то ли паломничество к 33-метровой статуе той самой святой Девы в Окуилане, то ли терпение и труд в постели приносят свои плоды. Девочка! У них будет девочка!
Неудивительно, что беременную Валерию тошнит. Хуже то, что подташнивать начинает зрителей вслед за ней. Как-то раз, выглянув в окошко, героиня видит на балконе соседнего дома некую женщину. Помахав Валерии рукой, та выбрасывается из окна и, несмотря на коллекцию открытых переломов, шустро ползет по асфальту двора.
С этого момента травмированная «сущность», как именуются такие монстры в «Медее» Волошина, подчиняет себе воображение будущей матери. Шмыгает по лестничной клетке, таится под кроватью и вообще позволяет себе черт знает что. В пересказе это может прозвучать вполне увлекательно, но, увы, не в экранной реальности.
Редким и нищенским спецэффектам никак не удается разбавить тягучую скуку повествования. У Натальи Солан, изображает ли она счастье или ужас, выражение лица не меняется вообще. Кажется, что девушка героически пытается проглотить горький лимон. Столь же однообразен и Альфонсо Досаль, и все актеры, изображающие родственников героев и отличающиеся друг от друга лишь градусом пошлой злобности.
О чем, собственно говоря, фильм? О том, что в Мексике неразрывно сплелись католицизм и древние языческие культы? Предположим, хотя это никакое не откровение, а избитая истина. Не случайно же действие начинается в Окуилане, где жаждущим забеременеть девушкам следует проползти на коленях последние сто метров гигантской лестницы в 640 ступеней. А заканчивается в логовище колдуний, способных, проведя героиню через некий ритуал, избавить ее от демонов.
Логовище это, кстати, едва ли не единственное, что может искренне позабавить зрителей «Дитя тьмы». На экране — этакая коммунальная кухня, на которой посиживают в ожидании одержимых чертями клиентов тетки-растрепки в засаленных халатах. Рядом замурзанные дети забавляются с игровыми автоматами. На стене — коврик, хорошо, что не с лебедями, а с цаплями. На усталом холодильнике — фарфоровая собачка. На подоконнике — ряды бутылок. Обнюхав Валерию, тетки приходят к выводу, что она «подхватила заразу», чем-то ее окуривают и отправляют в скучнейший якобы мистический трип.
Чем смотреть «Дитя тьмы», интереснее почитать высоколобые интерпретации фильма. Из них можно узнать, что посвящен он «пагубному влиянию гендерной социализации» то ли на героиню, то ли на «вытеснение» ее «трудовой идентичности», под которой подразумевается столярное хобби. Ну, или — в этом есть хоть какой-то смысл — что Валерия поплатилась кошмарами за измену своей органичной ориентации. Тянуло-то ее с детства к брутальной подруге Октавии, но не срослось, и пришлось играть роль жены и матери.
Все это от лукавого. На самом деле ни к жанровому кино, ни к квир-проблематике «Дитя тьмы» никакого отношения не имеет. Это просто пособие по предродовой и постродовой депрессии, и показывать его стоит не в кинозалах, а на курсах повышения квалификации медицинских работников.