гала-концерт танец
В концертном зале имени Чайковского прошло центральное событие V международного фестиваля аутентичного музыкально-театрального искусства "Московское действо" — гала-концерт почти всех его участников. Насмотревшись "свободного танца", ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА возненавидела свободу.
Для гала-концерта "Московского действа" его устроители обещали придать залу Чайковского аутентичный вид, реконструировав сценическую площадку Театра Мейерхольда, для которого и строилось это здание. "Реконструкция" свелась к тому, что из партера сделали сцену, убрав стулья и застелив пол линолеумом. Но потерей пары сотен мест не объяснить беспрецедентный в российские времена переаншлаг — зрители оккупировали даже ступеньки проходов амфитеатра. Похоже, имя Айседоры Дункан, сто лет назад осчастливившей Россию своим приездом, до сих пор знакомо самым широким слоям населения.
Концерт, посвященный историческому визиту, складывался из выступлений адептов всевозможных разновидностей "свободного танца". Тезис главной "босоножки" мира — "естественность без принуждения" — объединил и последователей Жака Далькроза, занимающихся ритмопластикой; и эвритмистов, поклонников антропософа Рудольфа Штайнера, задавшегося целью сделать музыку зримой за счет телодвижений; и интерпретаторов учения Рудольфа Лабана — теоретика, стоявшего у истоков немецкого экспрессивного танца.
В трехактном гала прямых наследников Айседоры Дункан — то есть тех, кто исполнял ее танцы,— оказалось ровно два. Немолодая американка Лора Белилов, успевшая поучиться у приемных дочерей легендарной танцовщицы, исполнила знакомый по всем мемуарам "Революционный этюд" и "Блестящий вальс" Шопена. Выглядели они в точности так, как обычно и представляют себе танцы Дункан те, кто слышал об этой женщине не только как о жене Сергея Есенина. "Блестящий вальс" содержал вольные sissonnes (это па может проделать каждый, подпрыгнув на одной ноге и отбросив назад или вперед другую), бытовой вальсочек, пробежки, падения, замирания, простирания рук в зал. Сейчас этот танец смотрится как чистая передозировка: настолько внезапны и произвольны в нем перемены состояний. Безмятежное порхание резко сменяется неизбывной печалью или вдохновенным просветлением, причем для переключения настроения в зрительном зале выбирается жертва — скажем, госпожа Белилов впала в тревогу, внимательно поглядев мне в лицо.
"Революционный этюд" поконкретнее — он изобиловал иллюстративными жестами типа разрывания невидимых цепей, ощупывания невидимой стены или размахивания невидимым молотом. Некоторой неожиданностью стало обилие реприз-повторов, а также склонность к "квадрату" (четному повторению одной и той же связки движений), что для Айседоры, провозгласившей стихийность основой любого творчества, выглядело несколько непоследовательно. Конечно, танцы госпожи Белилов не обладают той эротической мощью, которой так славилась ее предшественница, но их историческая достоверность сомнений не вызывает. В этом выводе меня укрепила 92-летняя солистка Большого театра, успевшая поучиться у самой Дункан. "Правильно танцует американка. Айседора так и показывала",— подытожила госпожа Крылова, отправляясь за кулисы похвалить исполнительницу.
Вторым натуральным "дунканистом" оказался мужчина — Джонатан Бюрнетт, некогда танцевавший в профессиональном театре и променявший балетное насилие на свободу самовыражения. Этот пухлый немолодой человек с мягкими выразительными ручками и заразительным обаянием порхал как бабочка, был покоряюще наивен и неожиданно грациозен в фирменных айседоровских жестах — ну вылитый Калягин в роли тетки, только без всякой иронии.
В компанию к столетней "дунканистике" выпустили относительно юных "контактников" — видимо, потому, что это направление тоже базируется на импровизации. Причем без обмана: смысл такого танца в том, что человек может выбрать себе любого партнера одним касанием — выбранный обязан ответить любым движением. Только медленно — чтобы сообщник успел на него отреагировать. Насилие неприемлемо — если партнер тебя не устраивает, можно уклониться от контакта, проделав из вежливости пару совместных фигур. В концерте участвовала чертова дюжина контактников из девяти стран, и наблюдать за их манипуляциями было сущим удовольствием. Некоторые намертво вцеплялись друг в друга, с наслаждением запутываясь в брутальных поддержках. Другие настораживали партнерш излишне тонким обращением, трогая их то пяточкой, то головой, отчего дамы цепенели в предвкушении дальнейших шагов. Одиноким волком расхаживал немолодой блондин с волосами, стянутыми на затылке,— его магнетический взгляд из любой женщины делал подопытного кролика, с которым "хищник" обращался издевательски нежно. Шевеления импровизаторов смахивали то на сеанс массового гипноза, то на прием у психоаналитика (только слова-проговорки здесь заменяли жесты) — и оказались самым вменяемым эпизодом трехактного гала.
Потому что финальная "Поэма экстаза" (звучал Симфонический оркестр России под управлением Михаила Аркадьева) походила уже на групповую терапию. В экстазе пребывала сводная команда шести любительских коллективов — от малолеток из колледжа имени Гнесиных до немолодых эвритмисток из студии "Персефона". Они делали что могли: воздевали руки, кружились, качались, падали, запрокидывали головы, бегали галопом по кругу — и все для того, чтобы стереть с лица земли зло, персонифицированное в виде четырех жалких, полуголых, обмазанных цементом питерских исполнителей "буто" (в склонной к некрофилии северной столице этот японский танец, видимо, рассматривают исключительно как агонию). Вообще-то разные виды "свободного танца" издавна и успешно применяют при работе с больными детьми и взрослыми неврастениками. В качестве зрелища он, как ни странно, сохранил лечебную силу — пережив "Поэму экстаза", зал растекся в полном умилении.