Оседлали старого конька

"Царь конь" в Историческом музее

выставка живопись

В Историческом музее открылась выставка "Царь конь". Познания в иппологии благодаря коллекции русского коннозаводчика Якова Бутовича, хранящейся ныне в музее коневодства при бывшей Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева (сейчас — Аграрный университет), расширила АЛЬВИНА Ъ-ХАРЧЕНКО.

"Царя коня" открывало шоу на свежем воздухе: перед памятником Жукову выступил кавалерийский почетный эскорт президентского полка. Но эффектное и "очень пахучее", по определению ведущего церемонии, вступление не могло до конца приглушить грустноватый оттенок выставки — попытки вернуть утраченную культуру "хорошего отношения к лошадям". Президент Российского фонда культуры Никита Михалков с чувством объявил: "Мы снова начали обращаться к самым тонким вещам. Когда по тому, как к тебе относится лошадь, могли судить о том, какой ты человек".

Запоздалым извинением "Царь конь" выглядит не только перед предками вообще, но и конкретно перед Яковом Бутовичем — русским коннозаводчиком, искусствоведом и писателем. Собранные Бутовичем произведения — картины и скульптуры — составили основу собрания московского Научно-художественного музея коневодства, но на открытии музея в январе 1929 года имя коллекционера даже не было произнесено. "Вместо того чтобы наслаждаться жизнью и жить для себя, я жил для других, думал о России, трудился не покладая рук, создал галерею, собрал и сохранил множество первоклассных произведений искусства, и все для чего? — для того, чтобы на склоне лет видеть, как они валяются в полусырой кладовой и не сегодня-завтра будут разбазарены!" — в отчаянии писал за несколько лет до смерти бывший владелец конного завода в Прилепах под Тулой, которого в 1938 году расстреляли как врага народа.

Впрочем, о трагическом финале жизни пропагандиста орловской рысистой породы на открытии выставки "Царь конь" предпочли не упоминать. По словам заведующей демонстрационным отделом музея коневодства Юлии Кузнецовой, перед кураторами выставки стояли три цели: "Мы хотели показать крупные и ранее не выставлявшиеся работы из запасников, отразить сферы использования лошади и представить разные породы". Тем, кто с ходу не отличит американского рысака не то что от орловского, а даже от английской скаковой, остается довольствоваться наблюдениями за эволюцией экстерьерного портрета. Выдвигающий строгие требования (например, лошадь должна непременно стоять к зрителю безгривной стороной, все четыре ноги животного должны быть видны), этот жанр, судя по многочисленности таких портретов в коллекции, Якову Бутовичу был наиболее симпатичен.

Среди художников-"лошадников" лидер очевиден — это Николай Сверчков, работы которого на русских торгах Sotheby`s и Christie`s нынче уходят не по одной сотне тысяч долларов (так, 30 ноября прошлого года на Christie`s в Лондоне картина "Император Александр II и кайзер Вильгельм в коляске" была продана за £341 250). Кажется, при всем желании не придумать момента из лошадиной жизни, который живописец оставил бы без внимания,— и медвежья охота (рассказывая об этой картине, где две клячи еле тащатся по снегу, госпожа Кузнецова негодующе всплескивает руками: "Любая нормальная лошадь при одном виде медведя встанет на дыбы!"), и зимние бега на Неве, и заходящие в конюшню и выскакивающие оттуда лошади стали сюжетами полотен Николая Сверчкова.

В отличие от живописца, который ввел в обиход понятие конского портрета и заслужил от Якова Бутовича, не раз заказывавшего ему портреты любимых лошадей, похвалу: "Не будь Сверчкова, мы бы совершенно иначе представляли себе родоначальников нашего коннозаводства", художник Федор Шашкин далеко не так строго придерживался принципов реализма. Кони на его полотнах не столько реальные животные — скорее это мечты о несуществующей идеальной лошади. Смешивая признаки ахалтекинской, арабской, английской пород, художник изображал коней в характерной для конца XVIII--начала XIX века стилизованной манере. Куда больше, чем лошадей, эти создания с выгнутой лебединой шеей, слишком маленькой головой и непропорционально тонкими ногами напоминают вставших в стойку охотничьих собак. Но именно фантастические кони с полотен Шашкина могли бы стать иллюстрациями к рукописям Якова Бутовича, пестрящими поэтическими определениями наподобие "жеребец не кипел, весь распустился и не так щеголял на ходу".

Кроме картин на "Царе коне" полно связанных с "лошадиной" темой предметов — есть тут афиши увеселений в саду "Эрмитаж", рекламирующие скачки с препятствиями и карусели на лошадях, фарфор Императорского завода с изображением всадников и всадниц, аттестат конного завода, выданный жеребцу по кличке Ахмед, беговые дрожки. Самый запоминающийся стенд — седла различных цветов и модификаций: детское, дамское с подножкой, мужское, малиновое, зеленое, какое угодно. Глядя на них, понимаешь: сравнительно недавно общение с лошадью вовсе не было экзотикой и те картины, что сегодня кажутся экстравагантной прихотью или "научным" пособием, для их заказчиков были почти как портреты близких родственников.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...