Дегустировала Ольга Волкова
Авиньон — больше чем просто один из прелестных городков Прованса. Больше других он получился хотя бы потому, что когда-то как раз здесь обитали папы римские, вернее — авиньонские. Таких авиньонских пап было девять, и происходило все это страшно давно — в XIV веке. Еще Авиньон известен своим ежегодным театральным фестивалем, который стартует как раз сегодня. Авиньон особенный и потому, что именно здесь через Рону полуперекинут один из самых известных в мире мостов — Пон д`Авиньон, Авиньонский мост, где, согласно общеизвестной песенке, все время кто-то танцует. Этот мост начал появляться на свет в ХII веке, и было такое время, когда он и правда выполнял функции моста, то есть соединял два берега реки. Но счастье длилось недолго. То война, то наводнение, опять война, вновь наводнение — одна из половинок моста вечно разрушалась, а авиньонцы ее отстраивали заново. Пока им это занятие окончательно не надоело — и веке в ХVII они махнули рукой на явно заколдованный мост и оставили его таким, какой он есть. То есть доходящим ровно до середины Роны.
До сих пор полностью обнесенный крепостной стеной, старый Авиньон — единственный, наверное, город, говоря о посещении которого французы употребляют не тот предлог "в", который они применяют к городам, а тот "в", который как "внутри", например "в тумбочке". Нынешний Авиньон давно уже вырвался за стены и расползся по окрестностям — но то, что построено за пределами стен, никому особенно не нужно. Нормальный город, ничего такого удивительного,— то ли дело тот Авиньон, который как "в тумбочке".
Старинные дома на улицах, чьи названия старше домов. Улица Колпачников, улица Горшечников — это более-менее понятно. Но вот улица Трех Соколов? Загадочно. Или отель Clarion — с одной стороны, обычная гостиница, но с другой-то... Этот отель в конце XVI века был построен иезуитами для своих иезуитских нужд. От иезуитов нам остались крытые галереи, по которым некогда прогуливались беседующие монахи, двор с фонтаном, стены такой толщины, что, даже если устроить личный театральный фестиваль в одном из номеров, обитатели номеров соседних ничего даже не заподозрят.
Но у Авиньона есть и еще одна особенность — он расположен буквально посреди гигантского скопления виноградников. Вино здесь делают очень разное, но все его виды объединены общим названием — Cotes du Rhone, то есть "Берега Роны". Это вино встречается и в наших магазинах. Один продавец как-то раз мне его очень рекомендовал — правда, называя его при этом "Котес дю Рхоне", отчего "Кот дю Рон" стал немного испанским и совершенно неузнаваемым. На самом деле до нас доходит хорошо если десятая часть от всех существующих "кот дю ронов", производимых десятками разных виноградных хозяйств.
Именно из-за этих многочисленных chateaux и domaine Авиньон и его ближайшие окрестности идеально подходят для самой приятной и самой опасной с точки зрения здорового образа жизни разновидности путешествий, то есть для винно-гастрономических туров. Но, увы, все возможности раскрыть в процессе одного такого тура невозможно.
Мы начинали ни свет ни заря, не жалея живота своего, но попробовать все, конечно, не успели. На авиньонском рынке мы дегустировали сырые анчоусы, слегка сбрызнутые лимоном, и икру мидий, для сохранности залитую в воск. Мы смело глотали местное оливковое масло, прекрасное настолько, что его действительно можно пить просто так и без всякого отвращения.
Авиньон очень удобен в смысле совмещения приятного с полезным. Вот, скажем, вами был произведен осмотр папского дворца — разумеется, общение с прекрасным вас утомило, и мысль о том, где бы уже присесть, стала просто навязчивой. А тут очень кстати прямо рядом с папским пристанищем мы наблюдаем увитый виноградом ресторан Chez Christian Etienne. Кристиан Этьенн — реально существующий человек, назвать которого поваром было бы как-то неприлично. Потому что повар — это тот, кто делает макароны по-флотски и котлеты по-микояновски. А Кристиан Этьенн делает всякое другое. Например, для нас он исполнил баранью ногу — и как же неправильно это звучит по-русски! В общем, поверьте — просто баранья нога и баранья нога от Кристиана Этьенна отличаются так же, как ромовая баба, которую все мы ели в школьном детстве, от ромовой бабы, как ее понимают во Франции. Словом, ничего общего — кроме названия.
Правильные дегустаторы вин не пьют все, что им налили,— нет, они сначала долго болтают налитое в бокале, потом внюхиваются с таким выражением лица, что, если бы я была бы виноделом, я бы возмутилась, потом долго перекатывают глоточек вина во рту, издавая при этом довольно странные и в общем-то малоприличные звуки... А потом и вовсе все выплевывают в специальное нарядное ведерко — и если бы я была виноделом, я бы, наверное, бесповоротно обиделась.
Вообще-то это преступление — разбрасываться такими винами. Рука дрожит выливать в помойку, например, Vacqueyras 2002 года — немного миндально-карамельное белое. Но приходится, ибо на смену ему уже идет La Granacha урожая 2001 — красное нефильтрованное, идеальное к той бараньей ноге, которая не наша баранья нога, а Кристиана Этьенна... А за окном уличный музыкант на гармошке играет все больше наши, русские песни — "Яблочко", "Калинку", "Бесаме мучо", и все это сопровождается панорамой папского дворца.
Эта часть Прованса давным-давно была бы набита пенсионерами и просто состоятельными людьми со всей Европы, если бы не мистраль. Постоянный, сильный ветер, он разгоняет облака — однако некоторые его категорически не выносят. Есть люди с настолько тонкой душевной организацией, что во время мистраля они нервничают, становятся особо скандальными и даже в прямом смысле слова сходят с ума. Думаю, они просто слишком мало пьют. Потому что нам этот ни на секунду не прекращавшийся мистраль ну ни капельки не мешал.
Он дул на нас посреди виноградников Dentelles de Montmirail — и мы смеялись над мистралем, противопоставив ему мускат Beaumes de Venise. Он пытался сдуть с наших тарелок тартар из лосося во время пикника в сени часовни XII века — но мы все съедали быстрее, чем он дул. Мистраль старался сбросить нас с римского акведука Pont du Gard, такого огромного, что он, видимо, и есть самый высокий из всех сохранившихся акведуков — но мы стали такими плотными и тяжелыми, что даже не пошатнулись под его напором. Легко преодолев мистраль, мы добрались до Chateaux de Boussarques, где в компании двух веселых толстых лабрадоров выпили немного сладкого белого Le nectar de Chantal, весьма уместного в случае поедания фуа-гра. Фуа-гра, впрочем, там тоже была.
Единственное, на что оказался способен мистраль,— это ронять крошечные будущие виноградины в наши бокалы, которые мы поднимали в ресторане Le Grand Pre a Roaix за здоровье хозяев — Рауля и Флоры, его мексиканской жены, которая разбирается в винах и еде лучше многих уроженок самой Франции. Свинина с инжиром (noir de bigorre), шотландский лосось — и розовое La Dame Rousse. Кролик, обжаренный с лимоном и сухарями, с фуа-гра — и красное Cairanne 1995 года, которое уже никто не осмеливался ни выливать, ни тем более выплевывать... Какой мистраль вкупе с сирокко, хамсином и даже с Эль-Ниньо способен выгнать человека из-за стола, на котором расставлено такое?
На пикнике в крошечном папском винограднике, в пяти метрах от дворца, La Confrerie des Compagnons des Cotes du Rhone, то есть "Братство компаньонов берегов Роны", боролось с мистралем, как могло. Он опрокидывал бокалы — они их наполняли. Он опять опрокидывал — они наполняли заново. Вина было больше, чем мог пролить ветер. Зато ветер разносил по окрестностям музыку, которую исполнял небольшой оркестрик,— что-то старинное, что-то про утомительное солнце Прованса и мучительную жару, что в свете могучего мистраля выглядело несколько издевательски. Зато все прочие туристы, которых в папский виноградник не пускают, смотрели на нас с дикой завистью, и это, конечно, было очень приятно. Впрочем, запах обильной выпивки довольно быстро учуяли и авиньонские клошары, которые стали сползаться в закрытый виноградник и брать нас в довольно плотное кольцо.
И мы сбежали от них на самую высокую башню папского дворца, где нас ждал ужин и вино, вино, вино. Профессиональные дегустаторы давно уже перестали делать вид, что они на работе, и принялись просто получать удовольствие от вина и еды — прямо как обычные люди. В результате в памяти отчетливо осталось разве что лавандовое мороженое — восхитительное и ни на что не похожее.