В Челябинской областной универсальной научной библиотеке прошла встреча с писателем Алексеем Ивановым – автором книг «Сердце пармы», «Географ глобус пропил», «Золото бунта», «Общага-на-крови», «Пищеблок», «Блуда и МУДО» и других. Он представил свой новый роман «Бронепароходы», а также дал ответы на вопросы читателей. Некоторые из них – в материале «Ъ-Южный Урал».
Фото: Евгения Яблонская, Коммерсантъ
Фото: Евгения Яблонская, Коммерсантъ
О создании исторических романов в паре с книгами нон-фикшн:
— Чтобы написать роман, тем более, исторический, я перекапываю огромное количество информации. И, разумеется, в роман входит далеко не все, много интересного остается за бортом. А ведь жалко, когда информация уже собрана, обработана, систематизирована, просто так ее выбрасывать. И поэтому я предпочитаю вместе с историческим романом всегда выпускать книгу нон-фикшн. Я так делал уже далеко не раз. Например, к роману «Золото бунта» у меня есть нон-фикшн «Вилы» про пугачевское восстание, к роману «ненастье» — Ёбург про Екатеринбург в лихие 90-е, к роману «Тобол» — история Сибири от Ермака до Петра «Дебри». И точно так же к роману «Бронепароходы» будет нон-фикшн «Речфлот» — история российского речного, точнее парового флота от времени появления первого парохода до конца Советского Союза.
О метамодернизме:
— Еще совсем недавно мы жили в постмодерне, а теперь перешли в метамодерн. Чем они отличаются, кроме, разумеется, приставок? Чтобы объяснить на пальцах, можно сравнить литературу с куклой. Когда ребенок играет с куклой обычным образом – это классическая традиционная литература. Постмодернизм – это когда у куклы оторвали руки, ноги, приставили их к другим местам, смотрят на нее, издеваются. Слава богу, этот деструктивный период в истории литературы мы уже практически прошли. А метамодернизм – это когда куклу оставляют такой, какая она есть, но говорят: «Мы с ней сыграем уже в другую игру, более сложную. Нам эта кукла нравится, мы не собираемся ничего ломать и уродовать, но игра у нас будет потруднее». То есть метамодернизм продолжает традиционную линию, но на новом уровне сложности. Тем, кто читал мой роман «Пищеблок» или смотрел сериал, будет понятно, о чем я говорю. Я взял традиционный советский роман о пионерском лагере, но добавил в него вампиров. При этом роман серьезный и ни в коем случае не деструктивный.
О преимуществе аудиокниг:
— Современный читатель не доверяет писателю. Он его проверяет, контролирует, лезет то в Google, то в «Википедию», то куда-то еще. А должен доверять. Все, что надо, писатель объяснит, растолкует, или это будет понятно из контекста. Аудиоформат предоставляет возможность для писателя держать читателя «в плену». Если читатель сидит с книгой, он легко может ее отложить и пойти гуглить то или иное слово. А если он услышал его, то не всегда даже правильно сможет воспроизвести. Слушатель находится в большем подчинении у писателя, внутри его художественного мира. Он больше отвечает запросу писателя, на него произведение производит большее впечатление. Об этом можно судить даже по количественному показателю. Если взять тот или иной роман и посмотреть, какой у него балл на каком-нибудь ресурсе вроде «ЛитРес» и на ресурсе аудиокниг, вы увидите, что в качестве аудиокниги этот роман имеет оценку на две-три десятых балла выше. Читатель находится «в плену» произведения, и оно ему больше нравится.
О влиянии интернета на общество и культуру:
— Новый формат культуры появляется, когда что-то важное меняется в обществе. И сейчас мне представляется, что такая смена происходит, точнее, уже произошла и захватывает все новые области. Это появление интернета и возникновение нового способа коммуникации. Метамодернизм – следствие того, что появился интернет, и мы начали общаться через сеть.
Новые способы коммуникации всегда изменяют общество. Классический пример – изобретение книгопечатания Иоганном Гутенбергом. Вроде бы что оно дало человечеству? Монахи-переписчики были освобождены от своей нудной кропотливой работы, можно было Библию и священные тексты печатать, и вроде все, ничего особенного. На самом же деле изобретение книгопечатания повлекло за собой появление прессы. Люди получили коммуникацию внутри всей Европы и начали объединяться уже не в цеха или гильдии, а в классы, и общество получило классовую структуру и начало развиваться уже по пути классовой борьбы. Классы сформировались именно благодаря тому, что появилась коммуникация между удаленными друг от друга общинами ремесленников. То есть новое средство коммуникации переформатировало человечество и поставило его на новый путь развития.
Точно так же влияет и интернет: мы тоже становимся другими. Например, прежнее деление на классы уже морально устарело. Сейчас человечество структурируется не по отношению людей к средствам производства – то есть на крестьян, рабочих, интеллигенцию, — а по отношению к наиболее приятному способу самопрезентации, самовыражения. Вы наверняка знаете такую вещь, как пирамида потребностей Маслоу. Во главе этой пирамиды вовсе не желание наесться, напиться, сберечь своих детей, заработать денег и так далее. Главная потребность современного человека – в самоактуализации, в том, чтобы чувствовать себя живым. И интернет позволяет удовлетворять эту потребность наиболее ярко. И люди, которые удовлетворяют эту потребность одинаково, уже объединяются в новые гигантские общности. Это уже не классы, их можно назвать комьюнити. Есть, например, компьютерная игра World of Tanks. Для многих эта игра становится целью жизни, для них это самое интересное, что в ней есть. На заводе работать неинтересно, дома с семьей тоже, а в «танчики» играть интересно. И вокруг этой игры объединяется огромное количество самых разных людей – академиков и шестиклассников, православных и мусульман, пожилых и молодых, богатеев и бедняков. Если такое огромное комьюнити подвигнуть на какое-нибудь социальное действие, мы получим борьбу классов образца XXI века. И этим новым изменениям соответствует формат культуры, который называется метамодернизм.
Об утрате авторитетов:
— В традиционном обществе право голоса надо заслужить. Почему я здесь сижу перед вами? Потому что писал свои романы, то есть я что-то сделал и этим заслужил право голоса. Причем я вещаю только на эту конкретную аудиторию. А интернет дает любому человеку право вещания на всю Вселенную без каких-либо заслуг. Это тоже новое свойство общественной жизни. Потому что, если ты заслуживаешь право голоса, это означает, что существует институт авторитета, и человек отвечает за свои слова. А интернет – среда безответственная. Конечно, мне могут привести в пример посадки за лайки и репосты, но это точечные репрессии, причем политически ангажированные, это вещь несистемная. В принципе в интернете ты за свои слова не отвечаешь и вообще неизвестно, кто ты такой. Это означает не просто право голоса и возможность болтать, о чем хочешь, а то, что в этой виртуальной среде институт авторитета не существует. А он очень важен для культуры и вообще для человеческого общества. Он создает иерархии. Например, демократия – это система множества разных иерархий, из которых ты можешь выбирать ту, которая тебе нравится, и в которой ты сумеешь занять более престижное или статусное место. Тоталитаризм – это когда иерархия только одна. А хаос – это когда иерархии нет вообще. Интернет, уничтожая институт авторитета, создает ситуацию хаоса. Следующий шаг в развитии – это не демократия, а тоталитаризм. Поэтому зона .ru – очень тоталитарная среда, несмотря на то, что все говорят об интернете как о территории свободы.
О критиках и блогерах:
— С появлением интернета все критики переквалифицировались в литературных блогеров, потому что у блогера гораздо больше аудитория. Чем отличается литературный критик от литературного блогера, объяснить можно на примере кулинарной метафоры: критик говорит о рецепте блюда, блогер – о вкусе. А о вкусах, как известно, не спорят. Теперь критики стали говорить о том, какое впечатление на них произвело то или иное произведение. А мне плевать на его впечатление, мне важнее, как это произведение устроено, как оно коммуницирует с культурой. Но критик об этом уже не говорит, он рассказывает, что он сегодня утром проснулся, выпил кофе, у него было такое хорошее настроение, но он взял книжку вот этого автора, и день был испорчен. Превратившись в блогерство, критика исчезла как культурный инструмент, а он был очень важным для познания культуры и литературы, для развития этого направления человеческой мысли.
Об экранизации произведений:
— Экранизация – это всегда переработка произведения, перевод из одной художественной системы в другую. И он всегда сопряжен с какими-то утратами, изменениями, а то и дополнениями, и ничего с этим не поделать. Ждать, что все будет в точности, как написал автор, очень наивно, любая экранизация – это изменение первоисточника. К этому надо относиться с пониманием. Если для автора это нестерпимо, ему просто лучше не играть в эту игру и не отдавать свои произведения на экранизацию. Я это понимаю, отношусь стоически и считаю, что главным становится совсем другое требование – к качеству фильма как такового. Если фильм сам по себе – хорошая история, безотносительно к первоисточнику, значит, это хорошая экранизация. Если в ней еще и роман жив, то она вообще замечательная. «Сердце Пармы» — как раз такой случай: фильм сильно отличается от моего романа. Но фильм сам по себе хороший, и я чувствую, что внутри него мой роман живой, следовательно. А то, что половина сюжетных линий утеряна, половина героев не такие, как у меня, — что поделать, издержки производства.
Об отсутствии планов писать о современности:
— Оказывается, о современности писать очень трудно. Дело в том, что мы в реальной жизни начинаем жить по законам виртуальной. Вообще вся наша жизнь постепенно перетекает в виртуал. В соцсетях мы знакомимся, влюбляемся, дружим, ссоримся, воюем, развлекаемся, что-то доказываем. А в реальном мире просто сидит человек с телефоном в руках и ничего не делает. Нет никакого физического действия. Помнится, даже один продюсер мне жаловался, что сейчас очень сложно снимать детективы, потому что на экране не происходит ничего: просто ходят люди и говорят по телефону, а в конце фильма на кого-нибудь надевают наручники. Проблема нашей жизни в том, что она из-за новых средств коммуникации лишилась драматургии действия. Без неё писать роман лично мне неинтересно.
Есть несколько выходов из этой ситуации. Первая – рассказывать о современности через фильтр какого-нибудь жанра. Например, детектива, ужастика или фантастики. Но тогда твое произведение скорее всего запишут в жанровые, и никто не будет к нему относиться серьезно. Можно писать в формате автотекста. Когда человек просто описывает свою повседневную жизнь, мысли, впечатления. Но в автотексте тоже нет драматургии, а мне нравятся сюжетные произведения. И можно писать о современности через другое время, но это методологически неверно, потому что времена не повторяются.
Мне неинтересно писать о том, как люди переписываются. Я предпочитаю старые времена, когда люди еще ходили своими ногами, дрались своими кулаками и жили событийно более яркой жизнью. Не знаю, может быть, я и вернусь к современности, но в ближайшее время не планирую.
О «засоренности» русского языка
— Да, действительно, язык засорен этими самыми англицизмами и так далее. Но он всегда был чем-то засорен, как и любой другой. Ничего страшного в этом нет. Язык – это самоочищающаяся среда. То, что не нужно и не работоспособно, он сам отбросит, не надо как-то искусственно что-то языку навязывать. Те слова, которые действительно приживутся, будут абсорбированы, освоены и будут казаться нам родными и давно знакомыми. А те, которые мертвенькие, сами отвалятся. Гораздо проблематичнее оглупление языка. Я, например, обратил внимание, что сейчас стали активно употреблять, в последние лет пять, а может, десять, слова «мужчина» и «женщина». Например: «Лев Толстой написал роман “Война и мир”. Мужчина посвятил свое произведение войне 1812 года». Боже мой, как ужасно! Мужчины и женщины бывают только в бане, во всех остальных случаях – «писатель», «творец», «уроженец Тульской губернии», «граф», «злой дед» или как угодно, но не «мужчина».
О сериалах:
Я страшный поклонник сериалов. На мой взгляд, сериал сейчас является аналогом романов в кинематографе. Фильм как таковой уже превращается в некое ювенильное зрелище со спецэффектами, в основном для молодежной аудитории. А серьезный, долгий основательный разговор с привлечением лучших кинематографических сил сейчас происходит в сериале. И поскольку сейчас тренды в культуре задает кинематограф, а не литература, как это было раньше, формат современного романа уже выходит из формата драматического сериала.
О замене идеологии конспирологией:
Я вообще считаю, что никакой идеологии как таковой быть не должно, но сейчас у нас вместо нее конспирология. Идеология – это некий набор утверждений, который посредством пропаганды искусственно навязывается обществу. А конспирология, которая заняла ее место, — это способ объяснения всего через теорию заговора. За что бы мы не взялись – все имеет конспирологическое объяснение. Например, почему наша страна живет плохо? Потому что нас со всех сторон окружают враги, они нам вставляют палки в колеса. Почему меняется климат? Потому что есть глобальное потепление. Почему писатели пишут плохие скучные романы? Потому что им издательство так заказывает. Конспирология стала основной стратегией нашего мышления, она позволяет нам объяснить все на свете, но так, как нужно нашей власти. Поэтому конспирология заменяет идеологию. Вроде бы конспирологические объяснения могут быть даже и очень остроумными, но дело в том, что конспирология лишает человека свободы воли, гуманности. Если мне издательство заказывает роман, оно лишает меня творческого потенциала, само диктуя, о чем напишет писатель Иванов. При таких объяснениях мир лишается человечности, выясняется, что все мы какие-то марионетки, игрушки в руках злых сил. Что мы сами за себя не отвечаем, не принимаем никаких решений, что нами манипулируют. Поэтому конспирологическое объяснение, — а оно основное в эпоху постмодернизма, — не только глупо, но и разрушительно для человека и общества.