В сочинском рок-клубе «Крылья» состоялся концерт-квартирник легендарного советского и российского коллектива «Воскресение» c новой авторской программой «Мастера и Ангелы». Выступление было приурочено к 44-летию группы. О том, почему рок-музыка перестала влиять на умы молодежи, чем русский рок-н-ролл похож на бардовскую песню и отличается от рэпа, а также, каким был Сочи 30 лет назад — «Ъ-Кубань» за полчаса до концерта рассказал лидер «Воскресения» Алексей Романов.
Фото: Олег Снегирёв
Фото: Олег Снегирёв
— 44 — это магия чисел или маркетинговый ход?
— Когда мне стукнуло 70 лет, мы стали придумывать какую-то концепцию моего юбилейного тура. Я где-то прочитал, что в лото число 70 называют «топор в озере». Менеджер нашей группы Дима Верховский понял затею с числами и придумал название тура в честь 44-летия группы «Воскресение» — «Мастера и ангелы». Оно возникло как раз из нумерологии. Что до меня, то 44 — это просто «стульчики».
— Если смотреть на публику, которая ходит на концерты группы «Воскресенье», как она поменялась за сорок с лишним лет? Есть ли какая преемственность поколений?
— Сложно сказать — я особо публику на концертах не разглядываю. Есть, конечно, и молодежь, некоторые старые фаны группы приводят своих детей и, наверное, уже внуков. Но в основном — это бородатые очкарики и их прекрасные жены. Они перестали орать, перестали швыряться стульями. Хотя, орать, конечно, не прекратили, а стульями уже точно не кидаются. Весь возрастной спектр присутствует сегодня на концертах «Воскресения», поэтому, если раньше слушать нас приходили только наши ровесники, то теперь не только.
— Есть мнение, что популярность рок-музыки в 80-90-е годы была связана с тем, что рок-н-ролл стал для людей неким аналогом религии, а рок-музыкантов воспринимали чуть ли не как пророков. Как вы относитесь к такому взгляду на русский рок? Как поменялось отношение сегодня?
— Сильно сказано. Мы просто развлекались в свое удовольствие, не более того. Вот кого-то назначат пророком, а он сойдет с ума и будет всю свою жизнь пророчествовать, поэтому не стоит к этому относиться чересчур серьезно. Рок-н-ролл — это, в первую очередь, танцевальная музыка.
Фото: Олег Снегирёв
Фото: Олег Снегирёв
— Но, тем не менее, в русском рок-н-ролле смысловая нагрузка занимает далеко не последнее место.
— Честно говоря, если переводить какие-то фирменные рок-н-ролльные вещи, то там поют полную белиберду. А то, что случилось с русским рок-н-роллом — заслуга нашей школы, наших учителей литературы.
«Чем, например, группа «Уматурман» отличается от Олега Митяева? Да ничем. Только наличием бороды и барабанов»
— Есть ли какая-то преемственность бардовской песни и русского рок-н-ролла?
— По сути — это одно и то же. Поэзия — она и есть поэзия. Когда мне было 13 лет, и я был в старшем отряде какого-то пионерского лагеря, нам после отбоя включали из радио-рубки то песни бардов, то песни «битлов». Видимо, этот симбиоз и дал свои определенные всходы. Вот чем, например, группа «Уматурман» отличается от Олега Митяева? Да ничем. Только наличием бороды и барабанов. Причем я это сравниваю в самом лучшем смысле, ничуть не иронизируя.
— С чем вы связываете спад интереса к рок-музыке сегодня по сравнению с тем пиком популярности, который был у нее в 80-90-х?
— Во всем мире такой спад. Нужно смотреть, кто сегодня собирает дворцы спорта. В основном это рэперы, и маленьким это нравится. У них своя культура, а у нас была своя, в отличие от наших родителей. За этими рэперами придет новая волна, даже страшно представить чего.
— А как вы сами относитесь к рэпу? Знакомились с материалом? Есть мнение, что русский рэп, так же как и русский рок, несет в себе такой же протест, тоже имеет поэтическое начало.
— Мне очень быстро надоедает — многословно и очень патетично. Возможно, там есть и протест, и поэзия, но я не могу это слушать.
— Рок-музыкант в России всегда был немного больше, чем просто музыкант: на него равнялись, его цитировали, он был флагманом общественной мысли. Есть ли сегодня новые Романовы, Шевчуки, Гребенщиковы?
— Как только кто-то такой появится, я об этом узнаю на следующий день. Так было на протяжении многих лет — талантливый человек непременно засветится.
«Если кто-то услышит в наших песнях что-то русское народное — это не нарочно, не было такого умысла»
— Многие из столпов западного рок-н-ролла — Дэвид Гилмор, Марк Нопфлер, Ричи Блэкмор и другие — ушли с годами от перегруженной электрогитарной музыки в фолк. Что для вас значит возвращение к истокам?
— Ну, для начала Марк Нопфлер никогда и не был бешеным рокером, он всегда играл что-то близкое к кантри. Дэвид Гилмор — чистый лирик, поэтому — это тоже никакой не рок-н-ролл. Все перечисленные вами музыканты играют акустический рок, который им стал с годами ближе. Им надоело греметь, а стала более предпочтительна красивая музыка под аккомпанемент акустической гитары. По-моему, это все естественно и связано с возрастом тоже.
Что касается корней, то мы все же больше двигаемся в струе американской культуры. Поэтому, если кто-то услышит в наших песнях что-то русское народное — это не нарочно, не было такого умысла. Это у Градского было скоморошество, у Инны Желанной сейчас.
— Евгений Маргулис в интервью назвал блюз — американскими частушками, а как вы относитесь к этому музыкальному жанру, овеянному различного рода мистификациями?
— Про блюз, если обобщить, можно сказать, что это пьяный горластый парень, который сочиняет частушки на ходу и, стоя в кузове бортовой машины, он может орать эти частушки на всю ярмарку. И его будут слушать, потому что это невероятно смешно.
Фото: Олег Снегирёв
Фото: Олег Снегирёв
— А русский блюз?
— Кручина, как выразился Сева Новгородцев. Но мы же не негры и не на ярмарке, поэтому то, что делаем мы — это стилизация. Точно такая же стилизация, как у английских блюзменов. Би Би Кинг был им безмерно благодарен, потому что, по его словам, если бы не эти «синеглазые мальчики», настоящие блюзмены всю жизнь играли бы по пивным. Это он имел в виду Эрика Клэптона, «Роллинг Стоунз» и других англичан.
— Кинчев пел, что рок-н-ролл — это не работа, рок-н-ролл — это прикол. Для вас рок-н-ролл — это работа или прикол?
— Можно сказать, что и то, и другое, потому что работать-то надо, но у нас прикольная работа.
«Сочи — это идти пешочком на рынок, купить каких-нибудь абрикосов и не спеша идти обратно»
— Помните ли вы, когда впервые играли концерт в Сочи? Как изменился город с тех времен?
— Это был год 89-й или 90-й. Работали открытый стадион. После нас выступал «Наутилус Помпилиус». А город был совсем другой, я даже представить себе не мог, что в Сочи будет такая многоэтажная застройка. Сочи — это идти пешочком на рынок, купить каких-нибудь абрикосов и не спеша идти обратно. Это был такой тихий и милый провинциальный городок. Сейчас это какой-то Лас-Вегас или Лос-Анджелес.
— Сегодня на юге присутствует огромное количество коллективов, которые играют не свой материал, а каверы популярных групп. Что, на ваш взгляд, лучше — петь известные песни или продвигать свое творчество?
— Если хватит упорства и нахальства, можно попробовать продвигать свое. А вообще — мы тоже играли каверы, «битлы» играли каверы, «роллинги» — тоже. Если свое, как у «битлов» или «роллингов» — это хорошо, а если нет, то, может быть, лучше играть каверы.
— Как в нашей стране работает авторское право? Должны ли музыканты, исполняющие ваши песни, отчислять вам за это деньги?
— Это очень странная организация — РАО (Российское авторское общество,— «Ъ-Кубань»). Они никому ничего не платят, занимаются поборами и покупают себе замки в Шотландии.
— Сейчас вы продолжаете развиваться и расти в музыкальном плане?
— Потихонечку. Я регулярно распеваюсь и играю на гитаре какие-то простые рутинные упражнения.
— Что для вас музыка?
— Есть музыка, которой я спасаюсь, а есть — от которой я страдаю. Иногда страдаю просто невыносимо, когда забуду попросить выключить радио в такси. Но однажды у таксиста играла Седьмая симфония Шостаковича, и он даже мне назвал фамилию дирижера — вот это я понимаю.
Читайте нас в Telegram 