"Золотой Георгий" российского нуара

Смотрел Андрей Плахов

Северный портовый город с нависшими тучами и бурым океаном, вдали пришвартовано иностранное судно Lake Michigan. Полувековой давности советский быт с фарцовкой и стуком. Рабочая столовая с братвой, развлечения — бокс в заплеванном спортзале и ресторан с пышногрудыми официантками. Из этого морока и тумана, пригодных для создания российского нуара, выделяются две мужские фигуры, два героя. Один, по прозвищу Конек,— наивный повар-боксер (Евгений Миронов), любитель побузить, но после ночной пьянки готовый встать ни свет ни заря и начать новую жизнь в спортзале. Другой, с оперным именем Герман и соответствующим апломбом (Евгений Цыганов), темнит, рассказывая сказки про секретное госзадание типа предстоящего полета в космос, ради которого нужно вычерчивать маршруты на карте, слушать контрабандный транзистор и зубрить английский. Две сестры-толстушки Лара и Римма будут лавировать между ними, как между двумя большими кораблями, натыкаясь то на одного, то на другого, пытаясь понять, кто из них надежнее, крепче связан с землей, а кого отпустит притяжение и подхватит космическая стихия.

Фильм Алексея Учителя, который представил в этом году Россию на ММКФ, как и положено блокбастеру, сложен из блоков, стереотипов и клише. Только они совсем не похожи на те, которые используются в классической голливудской продукции. Здесь прочная, но вовсе не железобетонная сценарная основа Александра Миндадзе, который в своей классической манере сталкивает двух мучеников идеи в мужском поединке, связывая их узлом любви-противостояния. Здесь операторская работа Юрия Клименко, который бараки и злачные места снимает не менее изысканно, чем дворцы и салоны. Здесь актерские роли (добавим к названным Ирину Пегову и Елену Лядову), в которых типажная оболочка столь же важна, как психологический скелет. Все это собрал вместе режиссер Алексей Учитель. Его путь от документализма к маньеризму, от академизма к импровизации свидетельствует об упорстве, способности извлекать уроки и самому ставить задачи. "Космос как предчувствие" — это не продюсерский кинематограф блокбастеров, но в нем заметно меньше, чем принято у нас, нарциссизма авторского кино.

Чтобы стать русским аналогом "Унесенных ветром", фильму не хватает не то чтобы масштаба, если иметь в виду постановочный шик и массовки (они, кстати, есть), а эпического ритма. У Александра Миндадзе в его сценарной прозе над романом всегда берет верх притча. А притча означает герметизм, зашифрованность. Некоторые шифры в фильме так и остались утоплены в координатах того времени и места, которые уже мало что говорят новым поколениям зрителей. Есть и ненужные элементы "ленинградской школы", когда плохо прослушиваются реплики персонажей, а камерный сюжет во второй половине картины теряет внятность, необходимую для взлета в эпос. Тем не менее идея реанимировать брэнд "Русский космос" глубоко правильная — и вовсе не из патриотизма, а из чистого прагматизма. Эта идея связана и с русской философией космизма, и с ностальгической утопией быть "впереди планеты всей", но главное — она связана с лучшим десятилетием в истории ХХ века, когда люди действительно верили в светлое будущее и близкий космос, в мирный атом и братство народов.