На сцене Центра драматургии и режиссуры состоялась третья в этом сезоне премьера по пьесе Сухово-Кобылина "Смерть Тарелкина". Постановка руководителя центра Алексея Казанцева удивила МАРИНУ Ъ-ШИМАДИНУ своим оптимистичным и жизнерадостным взглядом на самую популярную пьесу года.
Нынешняя премьера в Центре драматургии и режиссуры нарушила сразу несколько традиций. Во-первых, Алексей Казанцев известен как драматург, хотя он и учился режиссуре у Георгия Товстоногова и Олега Ефремова. Во-вторых, руководитель центра никогда раньше не работал на его сцене сам, отдавая ее молодым режиссерам. В-третьих, "Смерть Тарелкина" — первая классическая пьеса в репертуаре ЦДР, раньше здесь ставили исключительно современную драматургию. Заинтересованные зрители гадают: что это — исключение, или центр меняет правила игры?
Шесть лет назад, когда Алексей Казанцев и Михаил Рощин задумали открытую сцену для молодых режиссеров, актеров и драматургов, это было делом почти революционным. Сегодня, когда открытые центром режиссеры Кирилл Серебренников и Ольга Субботина, актеры Анатолий Белый, Артем Смола и другие стали нарасхват, а новую драму ставят уже во всех уважающих себя театрах, Алексей Казанцев может позволить себе немного отдохнуть от авангардных постановок и радикальных экспериментов и обратиться к старой доброй классике.
Но "Смерть Тарелкина" — явно не та пьеса, на которой можно отдохнуть. К тому же если режиссер после долгого творческого поста обращается к какому-то произведению третьим за год, значит, оно очень уж жжет ему пятки и ему есть что сказать по этому поводу и есть чем удивить зрителей и коллег-конкурентов. Оскарас Коршуновас в Et Cetera превратил "Смерть Тарелкина" в высокотехнологичную и занимательную фантасмагорию, Алексей Левинский в Театре Ермоловой пересказал ее как правдивую и тем более жуткую историю из нашей с вами жизни, а Алексей Казанцев поставил трагикомедию Сухово-Кобылина согласно собственному определению автора — как пьесу-шутку.
Участвующие в спектакле актеры молоды и обаятельны, их герои совершенно не похожи на тупых полицейских держиморд, а их симпатичные лица — на гадкие хари взяточников и проходимцев, которых вывел в своей пьесе Сухово-Кобылин. Они выходят на сцену в джинсах и футболках, раскладывают на столах реквизит и, подмигивая друг другу, примеряют фраки и сюртуки. Артисты играют в "Смерть Тарелкина" (к которой добавлена еще финальная сцена из "Дела") будто в какую-то забавную игру. Они с удовольствием меняют личины и превращаются из Кандида Тарелкина в Силу Копылова и из генерала Варравина в капитана Полутатаринова, упоенно хохмят и весело разыгрывают сцены-аттракционы. Вот Варравин (Сергей Епишев) призывает чиновников скинуться на похороны протухшему Тарелкину, и те с энтузиазмом берут друг друга за шиворот и вытаскивают из чужого кармана бумажники, вот квартальный надзиратель Расплюев (Сергей Ильин) устраивает хитрый механизм допроса, заставляя полицейских дубасить друг друга и свидетеля, а прачка Брандахлыстова (Ольга Хохлова) предъявляет Копылову-Тарелкину целый выводок великовозрастных и сильно нетрезвых детей.
Актеры, искренне увлеченные пьесой, стараются, чтобы их игра как можно больше соответствовала смачному, парадоксальному тексту Сухово-Кобылина, то есть без удержу кричат и кривляются и не произносят ни слова в простоте, а все с подвывертом. Единственный, кому удалось поймать и пронести через весь спектакль естественную интонацию,— это играющий Тарелкина актер Малого театра Глеб Подгородинский. Типичный маленький человек русской литературы, смешной, нелепый, жалкий и в то же время воодушевленный каждой новой идеей обогащения и гордый своей хитростью. С невероятно трудной прощальной речью, которую Тарелкин произносит над собственным гробом, господин Подгородинский справился на "отлично", так что публика не удержалась и прервала действие аплодисментами.
Впрочем, зрители радовались и хохотали весь вечер, а режиссер подкидывал им все новые поводы для веселья, добавляя в спектакль цитаты из классиков и русского фольклора. Вспомнили и человека, звучащего гордо, и коней, которые скачут и скачут, а избы горят и горят, и задушевные народные песни. "Это руууусская сторонка, это родина майааа",— затягивают, обнявшись и плача от умиления друг у друга на плече, двое полицейских. Никаких злободневных политических аллюзий, которыми изобиловали другие постановки пьесы, в спектакле Алексея Казанцева нет. Он делает более широкие обобщения, усаживая всех героев Сухова-Кобылина в импровизированную невесть куда летящую гоголевскую птицу-тройку. Россия, которую не без симпатии изображает режиссер,— это не страшное полицейское государство, а страна непуганых идиотов, в которой все пытаются обвести друг друга вокруг пальца и все в результате оказываются в дураках.