Обозреватель “Ъ FM” Петр Воронков рассказывает, почему военачальник решил оставить Москву французам.
Фото: Gatchina museum-preserve
Сегодняшнее путешествие начнем, пожалуй, с Кутузовской избы рядом с музеем-панорамой «Бородинская битва». Это в ней было принято решение оставить Москву французам. До сих пор многие горячие головы не могут простить одноглазому полководцу этого опасного маневра, утверждая, что и Бородинское сражение можно было выиграть, и Москву не отдавать. И вообще, дескать, Кутузов (недаром его звали «старый лис Севера») весь из себя царедворец, и нашим и вашим, трус фальшивый — от своей повязки на глаз до кончика шпаги. Между прочим, насчет повязки верно: он надевал ее крайне редко, это скорее киношная выдумка.
А вот раны заслуживают внимания более чем. Страшных две, и обе, как сейчас бы сказали, несовместимы с жизнью. Как-то раз, еще будучи подполковником, Михаил Кутузов сражался с турецким десантом в районе Алушты и первым поднял свой батальон в атаку — и тут же получил пулю в голову. Она прошла через левый висок и вышла у правого глаза. К удивлению врачей, Кутузов не только выжил, но и вернулся к службе. Это было чудом. Екатерина II распорядилась выдать герою 1 000 червонцев, наградить орденом Святого Георгия IV степени и «уволить для излечения ран к теплым водам на год, без вычета жалованья». Через 14 лет во время осады крепости Очаков пуля вновь попадает Кутузову в голову, пробивает щеку, челюсть и выходит сзади из шеи. Весь в крови, в бинтах он будет отдавать приказы до тех пор, пока не потеряет сознание и его не вынесут с поля боя. Это по поводу трусости.
Теперь что касается хитрости — в военном деле это целое искусство. Особенно ценил его учитель Кутузова Александр Суворов. Он путал противника даже в мелочах. Известно, например, что как-то на военном совете он кричал во все горло: «Наступать будем с первыми петухами!». Потом, когда, по его мнению, лазутчики уже донесли эту новость до вражеского штаба, искусно кукарекал, и войско тут же срывалось в атаку.
В случае с Кутузовым и оставлением Москвы была не хитрость, конечно, а мудрость, как и в убеждении полководца, что нельзя преследовать французов через всю Европу, так как на руку это было только лишь англичанам.