Уже три недели как в Петербурге по адресу Мойка, 23, открылся Государственный музей спорта. Первые посетители уже оценили его экспонаты и идейную составляющую. Директор учреждения Елена Истягина-Елисеева рассказала «Ъ-СПб», почему музей разместился именно в стенах особняка Абамелек-Лазарева, какие эмоции должен испытывать человек, побывавший в нем и чем наши чемпионы отличаются от героев комиксов Marvel.
Фото: личный архив Елены Истягиной-Елисеевой
— Елена Александровна, расскажите, как прошли первые дни работы музея? Довольны ли вы посещаемостью? Какие тенденции можно отметить?
— Первые дни прошли очень интенсивно, жители Санкт-Петербурга, надо заметить, более активны, чем жители Москвы, в плане походов по музеям. Поэтому любопытствующих и интересующихся было много. В целом можно разделить публику, которая пришла посмотреть новый музей, и ту, которая пришла в музей спорта целенаправленно. Это и наше отраслевое сообщество, и спортивные школы, и знаменитые спортсмены, которые привели своих близких и знакомых. Мы с надеждой смотрим в будущее. Загрузка имеется — даже притом, что мы еще не начали давать рекламу.
— Многие считают, что музей спорта в Петербурге — это филиал московского. Объясните, как на самом деле? Музей с одинаковым названием под управлением одного и того же директора, но с разными адресами?
— Хочу уточнить специально для жителей Петербурга: нет московского музея спорта. Есть федеральное государственное бюджетное учреждение «Государственный музей спорта», который располагается по адресу: Казакова, 18, строение 1, в Москве, а также имеет постоянно действующие экспозиции в ряде регионов. Что касается Петербурга, то тут у нашего музея появился второй адрес. Соответственно, это здание — дом Абамелек-Лазарева — правительство Петербурга передало нам в безвозмездную аренду с правом оперативного управления сроком на десять лет. Поэтому мы будем дальше заниматься и зданием. Оно в сложном состоянии, надо вдохнуть в него новую жизнь. С финансированием сейчас есть трудности, но я буду делать все от меня зависящее, чтобы прибывало как можно больше средств, которые можно направить на деятельность музея спорта.
— Не мало ли места для музея именно в особняке на Мойке? Наверняка спортивных артефактов в Петербурге больше, чем могут вместить два зала?
— Пока нельзя говорить о «большом количестве спортивных артефактов в Петербурге». Все, что вы видели на открытии музея, — из фондов государственного учреждения. Из Петербурга нам передал свои вещи только один человек — Вячеслав Екимов, олимпийский чемпион по велоспорту. Мы ему крайне благодарны. Сейчас начались поступления от граждан, мы ведем в этом направлении активную работу. Жители города — титулованные спортсмены и потомственные физкультурники — хотят, чтобы их вещи хранилось в музее спорта. Мы постоянно расширяем коллекцию. Государственный музей спорта — федеральный. Предметы, собранные в нем, входят в Государственный каталог Музейного фонда Российской Федерации, имеют высший статус музейного хранения, являются национальным достоянием, защищены законодательством. Надеюсь, после открытия музея спорта у потенциальных дарителей исчезнут сомнения, где должно храниться их наследие. А мы сможем расширить спортивную коллекцию Ленинграда-Санкт-Петербурга до еще более серьезных цифр.
По поводу того, что здание на Мойке — маленькое, знаете, мне спортивная общественность Петербурга рассказывала о том, что в городе уже 35 лет пытались открыть какой-нибудь музей спорта. Ну вот, они пытались, а мы открыли. Площадь резиденции маленькая, да. Предложили бы нам что-то другое — более масштабное и величественное, — мы с удовольствием взяли бы. Хотя я с глубоким уважением отношусь к тем, кто помог состояться Государственному музею спорта на Мойке в том виде, в каком он сейчас.
— Ходили разговоры о том, что новый музей спорта могут разместить на территории «СКА Арены», строящейся на проспекте Гагарина, где раньше был СКК «Петербургский». А то интерьеры исторического дворца князя Абамелек-Лазарева не очень хорошо заставлять экспонатами.
— Те, кто говорит так про интерьеры, наверное, не очень хорошо представляют нынешнее состояние особняка, в котором до нас побывал и ресторан, и много чего еще. И не видели его до того момента, пока мы не пришли и не начали его чистить. Он мог и дальше стоять и разрушаться. Тех, кто ратует за сохранность исторических зданий, хотелось бы призвать ратовать за то, чтобы эти объекты хотя бы в приличном виде содержали. А позиция «собаки на сене» — и сам не сделаю, и другому не дам — странная. Сейчас, на Мойке, 23, — государственное учреждение культуры. Я уже не знаю, где быть музею как не в историческом здании. Конечно, многие музейщики подтвердят, и я с ними согласна, что сложно ставить экспозицию в исторических интерьерах. Особенно если тематически интерьеры и выставка не совпадают. Но сидеть на диване и ждать, когда приплывет что-нибудь соответствующее чьим-то фантазиям, малоконструктивно. Музей спорта на Мойке открыт — это первый шаг. Если администрация Петербурга, спортивная общественность, коллекционеры, любители спорта, ценители истории города сочтут необходимым присоединиться к нашим ходатайствам на тему расширения экспозиции, это будет здорово. Я только за. А людям, которые говорят «зачем перекрыли интерьеры», я бы показала, в каком состоянии они были. Мы постарались максимально деликатно работать внутри здания. И в нем нужно очень многое отреставрировать. С удовольствием приму предложения по финансированию реставрации.
— Как сложилась первая экспозиция с идейной точки зрения? Экспонаты привезли, как вы сказали, из фондов Государственного музея спорта?
— Фонды музея состоят из более чем 100 тыс. единиц хранения. Они относятся не к истории Москвы и Петербурга, а к истории спорта всей нашей страны. Буквально сегодня разговаривала с коллегой. Он разыскивает своих предков. И вот его родственница — Фани Штейлер-Морозова — родилась в Петербурге, выступала в Ленинграде и по всей стране, переплывала Волгу в Ульяновске, потом еще долго работала в Москве. Когда мы прекратим уже делить наших людей на питерских, московских, каких-то еще? Меня бесконечно удивляет этот подход. У нас есть наша страна, великие спортивные традиции. Человек, конечно, выступает за свою малую родину, прославляет ее, но прежде всего приносит победу своей стране. Мы же помним его не потому, в каком городе он родился. Женился он, может, в другом. Работал — в третьем. В Советском Союзе такой «оседлости» не было, люди свободно перемещались и служили своей стране в разных городах.
— Давайте представим любителя спорта, живущего в Петербурге. Идя в музей спорта, он наверняка рассчитывает увидеть там что-то, связанное с победами футбольного «Зенита», хоккейного СКА — команд из самых популярных видов спорта. Например, бутсу, в которой забивал голы Андрей Аршавин. Или клюшку, которую держал в руках Илья Ковальчук.
— С одной стороны, я расстраиваюсь, когда такое слышу, с другой — радуюсь. Понимаете, задача Государственного музея спорта — рассказать о великих победных традициях нашей страны. Не об отдельных футболистах или хоккеистах, а о представителях разных видов спорта, которые выступали на протяжении последних ста лет. Их победы являются частью национального достояния. Это наше наследие. Мы про это делаем музей, а не про футболистов и хоккеистов, их майки и обувь. В музее спорта представлены предметы высочайшего уровня — и гравюры, офорты советских художников, и призы, имеющие уникальную эстетическую, историческую и материальную ценность, и предметы ручной росписи, и драгметаллы. Ели уж об этом пошла речь, экипировка и инвентарь тоже присутствуют. История спорта значительно шире, чем история футбола. Это большой культурный социальный феномен, который в нашей стране очень востребован. Сейчас мы много говорим о традициях, о том, что мы должны реконструировать национальный образ героя. В Советском Союзе социальная политика была направлена на создание такого образа — человека из народа, который, благодаря упорному труду и морально-волевым качествам, достиг высот в спорте. Музей — это много про что, не только про замечательные спортивные клубы «Зенит» и СКА.
— На открытии музея некоторые спортсмены говорили, что их не просили ничего передавать в музей, хотя дома у них «есть много чего». Вы тогда же сказали: ждите нас в гости, имея в виду тех, кто мог бы помочь с пополнением коллекции. Как обычно передаются личные вещи в музей?
— Предметы передают нам не только великие чемпионы, но и обычные граждане. Приходят, говорят: вот осталось от моей бабушки и дедушки, они были увлечены спортом, мы хотели бы, чтобы это у вас хранилось. Зачастую это уникальные вещи, которые становятся экспонатами, включаются в выставки. Иногда нас, сотрудников музея, приглашают домой. Оформляем документы, это довольно большой пакет, затем происходит передача предметов. С ними начинается музейная работа.
— Музей может закупать предметы, представляющие большой интерес?
— Сейчас на это нет средств. У многих музеев сейчас сложная экономическая ситуация. С благодарностью примем спонсорские пожертвования, но сами вещи сейчас не выкупаем. Хотя раньше такая практика была.
— Я так понял, что для вас обычный, на первый взгляд, предмет, имеющий отношение к спорту — будь-то частичка амуниции или деталь инвентаря — имеет не меньшую ценность, чем престижная медаль, завоеванная знаменитым спортсменом. Это так?
— Не совсем. Я хотела отметить, что ценность предмета может быть разной. Экипировка или инвентарь физкультурника не менее важны для музея. Не только наградами он наполняется. Хотя медали мы тоже храним и рассказываем о спортсменах, которые их завоевали. Например, есть такой Максим Опалев — олимпийский чемпион по гребле на байдарке, многократный чемпион мира. Он передал музею не только свою олимпийскую медаль, но и счастливую красную бандану, всю «победную» экипировку, лодку, в которой выигрывал старты. Рассказывая про Опалева, мы можем все это наглядно показать. Это же должна быть живая история, которая состоит не только из металлических кругляшей.
— Какие вообще эмоции должен получить человек, посетивший музей спорта? Все-таки спорт — сфера эмоциональная, а музей — что-то статичное.
— Музей плохой, если он статичный. Я как раз убеждена: эмоции после посещения музея крайне важны, это показатель успешности нашей работы. Я тут не говорю о каких-то развлекательных форматах для детей, они тоже имеют место в нашей практике. Но основное, что должен вынести человек, посетивший музей спорта, — гордость за то, что он является наследником традиций, составляющих славу нашей страны, входящих в наш ДНК. Человек, выходящий из наших дверей, должен думать: «Я принадлежу к лучшей в мире стране, в ней жили великие люди, они преодолевали немыслимое, воскресали и поднимались к вершинам. Я их наследник, я один из них».
— Даже лозунг, помнится, существовал: «От значка ГТО — к олимпийской медали».
— Совершенно верно. Он отражал суть социальной политики государства в сфере спорта. Гражданин, физически активный, здоровый со знаком ГТО на груди — это классный, крутой гражданин. А эталон, герой — это чемпион. Государство вкладывало ресурсы в образы физкультурников, спортсменов, чемпионов для того, чтобы получить здоровое население, которое гордится достижениями своих соотечественников и получает лучшую мотивацию к достижениям в любой сфере деятельности. Необязательно в спорте — в своей профессии, в какой-то конструктивной задаче. Чемпионы в нашей стране — это супергерои, которые добились результата, благодаря своему труду, а не волею случая, как в марвеловских комиксах: был задохлик, укусил его паук — стал героем. Вроде как сам ничего для этого не сделал, но красавец и подвиг совершает. Это сомнительная мораль. Нет, мы хотим гордиться человеком, которые на протяжении многих лет трудился, вкладывал в свое дело душу, сердце, силы, проливал пот и преодолевал себя и обстоятельства. Поэтому он пример для подражания. Мы храним именно такие традиции.
— Традиции накапливаются и хранятся годами. А что такое современный музей? Вы говорили, что музей спорта — именно такой.
— Для меня современный музей — это не плазменные панели и не 3-D-моделирование, какие-то мультимедийные вещи. Часто мои большие руководители рекомендуют использовать побольше интерактивных экранов, других технических диковин. Я глубоко убеждена, что все это вспомогательная история. Например, мы нашли более 500 уникальных фотографий, связанных с петербургским спортом в разные периоды. Нам их как-то надо представить. Распечатать и повесить на стены все фото мы не можем, поэтому используем мультимедийные панели, тачскрины, чтобы показать эти фотографии. То же и с описанием предметов, сюжетов спортивной жизни. Музей хорош тогда, когда собранные в нем предметы «говорят». Музей — прежде всего сохранение материального наследия. Когда к нам приходят дети, школьники и видят экипировку 1940–1950-х годов — бутсы, коньки, лыжные ботинки — они недоумевают: как в этом можно было побеждать? Без «навороченных» компрессионных материалов, без полимерной составляющей в обуви, других приспособлений, оказывается, можно было заниматься спортом, одерживать блистательные победы. Эту часть своего наследия они тоже должны изучить. Понять нравственную составляющую: инвентарь, экипировка — дополнительные средства. Главное — огонь внутри и стремление к победе. И готовность пролить океан пота в упорных тренировках.
— Какая научная деятельность ведется в музее спорта?
— В государственном учреждении культуры она ведется постоянно. Общаемся с большим количеством специалистов по разным направлениям — по металлу, по фарфору, бумаге и так далее. Регулярно собираем экспертные советы, своего рода профессиональные консилиумы. Изучаем предметы, которые включаем в наш фонд. У нас он действительно большой, все время пополняется. Наши коллеги, партнеры находятся в разных городах, не только в Москве и Санкт-Петербурге. Сейчас возможностей для научных коллабораций очень много. И они не такие линейные как раньше — то есть, человек, принимающий участие в этой деятельности, необязательно должен быть в штате учреждения.
— Есть у музея на Мойке своя «фишка», своя изюминка? Или, может, вы в чем-то ее видите?
— Для меня это нежно любимый проект, честно вам скажу. Потому что я люблю красивые здания, вижу их потенциал. Мы вообще трепетно относимся к историческому наследию. Открою маленький секрет: в Петербурге я присмотрела внутренний дворик и сейчас осаждаю комитет по физической культуре и спорту с той целью, чтобы мы могли использовать этот дворик как социально-просветительское и экспериментально-выставочное пространство. Но это вопрос будущего.
— Как, на ваш взгляд, на судьбу музея влияет тот факт, что наш спорт сейчас переживает не лучшие времена, спортсмены не выступают на международных стартах? На что делать акцент в такие времена, чтобы они нашли отражение, в том числе, в музейной тематике?
— Вы знаете, наша страна в первой половине ХХ века не слишком активно участвовала в спортивной международной жизни, не была представлена в олимпийском движении. Хотя результаты и достижения отечественных спортсменов уже соответствовали высочайшим стандартам. В 1952 году мы стали участвовать в Олимпийских играх и сразу заняли второе общекомандное место. На следующих Играх — первое. Спорт вне Олимпийских игр развивался в нашей стране прекрасно — как массовый, так и высших достижений. Служил своей цели: здоровый досуг для граждан и спорт высших достижений для чемпионов, которые были героями страны. Есть огромное количество имен, я хочу, чтобы о них вспомнили и снова заговорили. А не только о современных футболистах и хоккеистах, как это делают сейчас. Надо вспомнить тех, кто в 1920-е, 1930-е, 1940-е, 1950-е составлял славу нашей страны. И тогда отношение к каким-то внешним фактором будет несколько иным. Я убеждена, что самодостаточные люди, как и самодостаточные страны, могут развиваться сами, искать новых партнеров, которые будут с нами честны и относиться к нашей стране с уважением. В конце концов, мир очень большой. И даже в Древней Греции были не только Олимпийские игры, но и Пифийские, Истмийские, Немейские игры. Мир большой, места для спорта в нем много. Наше дело — хранить достижения наших атлетов, чтобы было что показать и о чем рассказать современникам, потомкам.
— Сами вы успеваете следить за большим спортом? Может, за кого-то болеете?
— Я работаю в сфере спорта, образования, культуры всю жизнь. Для меня это не что-то отдельное, а единая слитая среда. Я директор Государственного музея спорта, преподаватель с 25-летним стажем, прошла путь от аспиранта до заведующего кафедрой в нашем самом большом спортивном вузе — Российском университете спорта. Потом стала соорганизатором и научным руководителем Института спортивного менеджмента и права Высшей школы экономики. Для меня эти виды деятельности очень близкие и тесно связаны. На лекциях я как раз рассказываю о проектировании государственной политики в сфере спорта, в том числе в исторической ретроспективе. Что касается спорта высших достижений, конечно, я за ними слежу. У меня много друзей среди спортсменов, причем самой высокой квалификации, многие уже в статусе руководителей федераций или спортивных академий. За их, а вернее, за нашими общими детьми, воспитанниками, я люблю наблюдать. Как зритель обожаю гандбол. Люблю смотреть хоккей. Иногда мне нравится сходить на соревнования по волейболу и баскетболу. Я привожу детей на разные соревнования. Раньше я занималась пулевой стрельбой, сейчас занимаюсь стрельбой практической. В какой-то момент увлеклась конным спортом, и это стало моей любовью.
— Это в детстве произошло?
— Мне было 35 лет, когда я впервые взгромоздилась на лошадь. А в 45 лет впервые встала на роликовые коньки. Так что главное теперь — не останавливаться.