О премьере в Большом — Роман Должанский
Опера Пуччини "Мадам Баттерфляй" — последняя в нынешнем сезоне премьера Большого театра и первая российская постановка великого американского режиссера и художника Роберта Уилсона, которого называют гуру мирового театрального авангарда. Для самого Уилсона, впрочем, это далеко не первое обращение к хрестоматийной опере. Впервые он поставил ее более десяти лет назад в парижской "Бастилии" и с тех пор переносил на многие известные оперные сцены мира. "На моей могиле,— шутит Уилсон,— напишут, что это был человек, который постоянно ставил 'Баттерфляй'".
Впрочем, даже если бы выбрали другое название, "руку" именно Роберта Уилсона видно было бы в том момент, когда на сцене Большого бы зажегся свет. Он создал свой, безошибочно узнаваемый и уникальный постановочный язык. В его спектаклях тщательно отобранные предметы иногда важнее людей, свет почти всегда важнее, чем слово, а жест всегда значительнее, чем любая идея. Уилсон уверен, что в театре все должно быть искусственным, и чем более искусственным все будет, тем больше вероятности, что у зрителей возникнут подлинные чувства. У него в постановках — безжизненные, без единой кровинки, актерские лица-маски, технологическое совершенство световой партитуры, "дышащий" яркими цветами задник-экран, стерильный воздух сцены и полное отрешение от подробностей повседневной жизни. Он создал своеобразный театральный эсперанто, впитавший опыт сюрреализма, абсурдизма, модных дефиле, гламура и глянца, традиционного японского театра, тотемных масок острова Бали и, наконец, чистой медицины. Весь его безошибочно, мгновенно узнаваемый театр, рассыпанный по странам и континентам, по оперным сценам и солидным драматическим академиям, по выставкам модных коллекций и инсталляциям, похож на многолетний сеанс психологической разгрузки. Уилсон когда-то начинал свою карьеру, работая с детьми, больными аутизмом. Отчасти он перенес это отношение на театр: людей, которые играют и которые смотрят на чужую игру, нужно расковать, освободить как от мелкой бытовой скверны, так и от масштабного личного пафоса. Кстати, многолетнее увлечение режиссера японским театром естественным образом отразилось в "Мадам Баттерфляй", опере про японскую гейшу, полюбившую американского офицера, обманутую им и вынужденную отдать ему их ребенка. Собственно музыку Пуччини Уилсон считает чересчур сентиментальной. Но обычному при постановках "Баттерфляй" китчевому экзотическому антуражу он противопоставляет простоту и элегантный минимализм своего оформления — только камни, японские деревянные мостки и позади огромное небо, плавно меняющее цвет. Зрителям Большого (дирижер-постановщик спектакля — Роберто Рицци Бриньоли) предстоит довериться режиссеру и делать выводы из самых незначительных подробностей. Самое важное, по мнению Роберта Уилсона, скрыто в том, как человек стоит, идет, сидит. Как поворачивает голову или как шевелит пальцем. У него играет все. А то, что показывают на сцене, помогает публике правильно слушать.