фестиваль театр
В Вене продолжается традиционный международный фестиваль Wiener Festwochen. Наряду с работами признанных мастеров европейской режиссуры в его программе можно встретить спектакли из далеких стран, не считающихся театральными. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Не последнюю роль в том, что Венский фестиваль стал за последние годы самым содержательным театральным форумом Европы, сыграло создание специальной программы "forum festwochen". Когда знаменитый режиссер Люк Бонди стал художественным руководителем фестиваля, он не уставал повторять, что Вена, долгое время бывшая окраиной свободной Европы, теперь находится в центре Европы объединенной. И поэтому "forum festwochen", придуманный в 2002 году как мини-фестиваль экспериментальных театров, новых имен и новой драматургии, три прошлых года представлял в Вене в основном спектакли из стран восточной Европы, включая постановки Евгения Гришковца, Ивана Вырыпаева, Кирилла Серебренникова, Андрея Могучего, Андрея Жолдака.
Видимо, на дрожжах успеха программы "forum" амбиции Wiener Festwochen разрослись. И теперь организаторы фестиваля считают, что Вена должна ощущать себя центром не только Европы, но и всего мира. Тем более что главные конкуренты, Эдинбургский и Авиньонский фестивали, дальше Шенгенского пространства сейчас носу не кажут.
Тема форума заявлена как "Flucht. Heimat". Если перевести дословно, получится "Бегство. Родина". Но если прочитать точку как слово, выйдет "Fluchtpunkt Heimat", а это уже означает совсем другое — "Бегство на родину". В общем, как мудро заметил горьковский старик-утешитель Лука, "где человеку хорошо, там и родина".
В спектакле "Между облаками" иранского драматурга и режиссера Амира Резы Кухестани пунктом назначения героя становится Англия. Путь иранского беженца неблизок: начало пьесы застает его на границе Боснии и Хорватии, где он чуть было не тонет при переправе через реку, а в финале молодой человек отплывает-таки из лагеря во французском Кале к вожделенному туманному Альбиону. Спектакль поставлен на двух актеров — в дороге герой знакомится с беременной молодой соотечественницей. Потом у нее случается выкидыш, но рождается невыговоренное чувство к случайному знакомому. Последнюю ночь перед его отъездом они проводят вместе.
Интонации почти бесцветны, диалоги очень просты, но повествование нелинейно: сегодняшняя история побега переплетается с другой историей, об иранской женщине, у которой когда-то погиб ребенок. В лаконичной и поэтичной постановке Амира Резы Кухестани нет особых сценических эффектов — разве что кусок льда, который женщина выкидывает в аквариум как нерожденного младенца. Или красный шарф, который отдает мужчина женщине, когда они лежат над аквариумом на решетчатых щитах, словно на полках в поезде. Но мне лично самым сильным в спектакле показался акцент не постановочный, а религиозный: не снимающая с головы мусульманского платка героиня рассказывает, что свое зачатие считает непорочным.
Кровавый угандийский диктатор Иди Амин тоже был мусульманином. Но прежде всего он был убийцей и тираном. Что, в свою очередь, не отменяет возможности рассказать о нем задорно и весело, с песнями и танцами. Что и сделал театр Third World Bunfight из южноафриканского Кейптауна в спектакле "Big Dada" — то есть "большой папочка", как называли Иди Дада Амина. Чернокожие актеры не стали грузить публику гневной документальной драмой, они устроили настоящее африканское кабаре. Поставили кадки с густой зеленью, застелили подмостки цветным паласом, повесили золотистый занавес, выпустили к публике обаятельного ведущего, который всем видом своим демонстрировал, что сейчас будет показана какая-то праздничная шоу-программа.
Как и положено в кабаре, спектакль режиссера Бретта Бэйлея состоит из отдельных номеров, иллюстрирующих деятельность Амина. Это что-то вроде брехтовской "Карьеры Артуро Уи" на африканский лад. Вот Амин на игрушечном самолете прилетает к английской королеве и премьеру Израиля Голде Меир (обоих играют пританцовывающие в такт зажигательным ритмам оркестра мужчины), чтобы убедить властных дамочек в своей приверженности идеалам демократии и получить субсидии, а потом напрямик летит в Ливию к Муамару Каддафи, чтобы рассказать ему, как он ненавидит Израиль, и за это тоже урвать свой кусок. Грузный Амин похож на Мальчиша-Плохиша из детской сказки, но только очень веселого. Да они вообще все очень веселые, и если бы не было кресел, то публика наверняка через пять минут стала бы подпевать и подтанцовывать витальным африканцам.
Кабаре между тем превращается в настоящий гиньоль. Угандийцы до смерти бьют друга друга колотушками, палят налево и направо из игрушечных пистолетов, а в конце концов большой папочка ужинает внутренними органами одной из своих жертв. В европейском театре наверняка нашли бы способ подпустить серьеза и гражданского пафоса, да и вообще зафиксировать "позицию" художников. Но для африканского театра европейский путь к рефлексии неорганичен. Не дай бог, в кейптаунском спектакле стали бы обнажать "второй план". Они и не стали. Даже форму театральную соблюдать не стали, и ведущий куда-то потерялся в середине вечера. Просто в конце концов Амин взял и улетел прочь на том же самом игрушечном самолете, руками выделывая немыслимые воздушные виражи. Наверное, на какую-нибудь новую родину.