Варшавская мелодия
мировая победа / гастроли
Израильский коллектив "Гешер" представил москвичам драму на иврите "Шоша", поставленную его художественным руководителем Евгением Арье по роману Исаака Башевиса Зингера. Комментирует МАРИНА ШИМАДИНА.
"Гешер" на иврите значит "мост". Четырнадцать лет назад Евгений Арье и его соратники, русские эмигранты, организовали в Тель-Авиве театр. Сегодня в нем работают как выходцы из России, так и молодые израильтяне. И пожалуй, это единственный в мире театр, где одни и те же артисты играют спектакли на двух языках. Впрочем, в Москву "Гешер" привез драму на иврите.
Действие спектакля "Шоша" начинается на набережной Тель-Авива в 1952 году. Известный писатель Аарон Грейдингер (Алон Фридман) приезжает из Америки в Израиль и встречает старого знакомого своей варшавской, довоенной юности. Вдвоем они начинают вспоминать прежнюю жизнь, женщин, которых любили и которые любили их, и первые грозовые раскаты с Запада, которые тогда они имели глупость не принимать всерьез. Легкий занавес, на который проецируется слайд с тель-авивским пейзажем, бесшумно отъезжает в сторону, и перед зрителями открывается интерьер варшавского кафе 1938 года.
Большинство его посетителей, певица у микрофона и тапер — это куклы, грубовато сработанные манекены из папье-маше в человеческий рост. Людская память работает избирательно, и среди безликой, расплывчатой массовки в фокусе воспоминаний оказываются только самые дорогие имена и лица. Аристократка Целия, которая даже на пороге войны заботится о билетах в оперу, коммунистка Дора, намеренная любой ценой попасть в Советский Союз, неудачливая актриса Бетти, которой покровительствует американский миллионер (его играет Леонид Каневский), и веселая полячка горничная — все они влюблены в Цуцика, как тогда называли молодого писателя, и все предлагают ему свои способы спасения: жениться и уехать в Америку, переждать приход немцев в укрытии, затаиться на глухом польском хуторе. Но он остается в Варшаве ради своей подруги детства — слабоумной девушки Шоши из еврейского квартала, которую великолепно играет молодая актриса Шири Гадни.
После премьеры в Тель-Авиве местные критики сделали предположение, что образ Шоши в романе Башевиса Зингера символизирует весь еврейский народ — наивный и мудрый одновременно. Но такая трактовка к постановке Евгения Арье плохо подходит. Ученика Георгия Товстоногова, похоже, меньше всего занимали символы и глубокомысленные концепции. Он просто рассказывал историю из жизни и старался, чтобы его рассказ был как можно более убедительным. При этом режиссер использовал испытанные средства: проекции старых фотографий на стенах и занавесах, летающих по сцене, предметы довоенного быта на первом плане, как в музее, застывшие монументальные мизансцены — как памятник ушедшей эпохе.
В общем, весь спектакль и есть не что иное, как памятник тем, кто не пережил войну. Это попытка показать ту пропасть, которая разделяет "накануне" и "после", пропасть, которая, по словам Евгения Арье, поглотила целую цивилизацию — европейское еврейство. В спектакле "Шоша" эта цивилизация всплывает, как затонувшая Атлантида, оживают тени давно умерших людей, воскресает то далекое время, когда они были молодыми, любили и мечтали.
Исаак Башевис Зингер, "Шоша"
Только на первый взгляд роман "Шоша" (1978), который Башевис Зингер считал своим любимым произведением,— простая романтическая история о верности детской любви. Зингеровскую Шошу сразу стали сравнивать с набоковской Лолитой — таким образом роман обрел и новые трактовки. Подобно тому, как Лолиту и Гумберта Гумберта отождествляли, соответственно, с молодостью Америки и бессилием Европы, "Шошу" объявили символом восточноевропейского еврейства. Поиски героя, которому нужно сделать выбор между соблазнительной Бетти, готовящей ему побег в Америку, и наивной и домашней Шошей, уподобили поискам целого народа.
Эта история стала и символом еврейской трагедии — хотя действие романа завершается еще до того, как нацисты захватывают Варшаву. Для самого Башевиса Зингера этот роман во многом автобиографичен — главного героя, писателя Аарона Грейдингера, мы встречаем и в других романах. Также станет постоянным для писателя образ мужчины, окруженного магическим хороводом самых разных женщин. Выбраться из этого окружения не легче, чем сбежать из фашистского плена. Поэтому неожиданный шаг Аарона, вдруг женившегося на Шоше, хоть и остается загадкой для читателя, на самом деле закономерен для художественной системы Исаака Башевиса Зингера.
Для самого Башевиса Зингера выбор был сделан еще в 1935 году, когда он, расставшись со своей первой женой и сыном, навсегда уехал в Америку: к писательской работе, к славе нобелевского масштаба и к вечной ностальгии по старой Варшаве и Крахмальной улице.
ЛИЗА НОВИКОВА