выставка живопись
В Государственной Третьяковской галерее открылась выставка живописи Василия Тропинина, приуроченная к некруглому юбилею художника — 225-летию. Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Выставка невелика — 50 работ, размещенных в полутора залах с таким расчетом, чтобы аккурат напротив знаменитого Пушкина кисти Кипренского висел Пушкин кисти чествуемого живописца. Тропининский Пушкин — благородно задрапированный в просторный шлафрок и слегка напряженно облокотившийся, сжав в кулак правую руку,— привезен из Петербурга, из музея на набережной Мойки, 12. Туда Третьяковка передала портрет к столетию дуэли на Черной речке, а теперь вот к тропининскому юбилею снова выставила в Лаврушинском переулке. Подразумевается, что это главная экспозиционная удача, хотя сложно сказать, отчего именно хрестоматийная двоица Пушкиных, с подчеркнутой дизайном торжественностью глядящих друг на друга из разных концов зала, должна претендовать на главную удачу выставки о "русском Грезе". Тем более что его честно хотели показать не как неоспоримый столп русской живописи первой половины XIX века, а как более человечную и погрешимую фигуру: да, есть шедевры (причем вовсе не только среди общеизвестного набора — Пушкин, "Кружевница", "Портрет сына"), но достаточно и вполне проходных работ, а ранние, 1810-х вещи способны пленять разве что трогательной бесхитростностью художника-самоучки.
Заманчиво обещанные "архивные документы", дополняющие-де выставку биографической фактурой, на самом деле сводятся к затейливо украшенному патенту императора Франца II, в 1796 году произведшего Ираклия Моркова в графы Священной Римской империи. Сам документ к личности Тропинина имеет довольно боковое значение, но тут все дело в том, что именно этот римский граф с великорусской овощной фамилией был хозяином художника. И вообще-то никаких намерений выучить домашнего живописца он не имел — крепостной Василий Тропинин был отправлен в Петербург учиться на кондитера. Но по своей инициативе посещал, отвлекаясь от кондитерской учебы, портретные классы в Академии художеств (насчет присутствия крепостных академия отличалась некоторым демократизмом). Собственно, таково и было его художественное образование. Незаконченное, потому что Моркову, понятное дело, хотелось уже видеть кондитера на собственной кухне в малороссийском имении. Впрочем, кухонные обязанности Тропинин делил с обязанностями художественной "прислуги за все", уча графских детей рисованию, руководя постройкой усадебной церкви и, наконец, портретируя хозяйское семейство и соседних помещиков (а заодно — для себя — украинских крестьян и крестьянок). Вольную он получил только в 1824-м, уже будучи к тому моменту "назначенным в академики" (само собой, просто академиком крепостной быть не мог) и получив немалую известность в Москве, куда он перебрался в начале 1820-х.
Патриархальные дворяне и почтенные отцы купеческих семейств, их жены в нарядных платьях и чепцах, соответственно, и становятся главными персонажами выставки. По какому принципу из множества тропининских портретов отобраны именно те или иные, сказать трудно. Вместе со знаменитостями вроде Карамзина и Витали или неизвестными, написанными, однако, действительно мастерски, висит немало полотен, которые способны сообщить только о том, что порой портретисту приходилось работать не столько на живописное качество, сколько быстро и помногу. Частенько на самые выигрышные места вывешены портреты со свежими следами грубой реставрации, придавшей им неприятное сходство с портретной живописью художника Шилова. А сверху и там, где потемнее, висят полотна менее спорного вида (например, портрет славянофила Юрия Самарина в охотничьем костюме, которому Тропинин придал гладкую холодноватую бесстрастность британского вельможи), но зато с кракелюрами. Можно также посетовать на другие лакуны: если уж поместили многочисленные ранние портреты, то отчего пренебрегли учебными работами, в частности копиями с эрмитажных полотен? К какому-нибудь более круглому юбилею, может быть, стоило бы размахнуться на более масштабную и более продуманную кураторски выставку. Пока же чествование 225-летия смотрится скорее напоминанием: был такой художник. Писал Пушкина, малороссийских парубков, златошвеек и московских мещан.