Во время Женевского часового салона SIHH-2005 президент Cartier Бернар Форнас встретился с Алексеем Тархановым.
— У вас по несколько премьер в год. Вы не боитесь, что за новинками вы потеряете главный капитал — образ великой ювелирной марки, какой уже сто с лишним лет остается Cartier?
— Это моя работа — постоянно возвращать будущее нашему наследию, реинтерпретировать его. Мы не можем оставаться просто красивой легендой, надо быть на острие тенденций.
— Есть ли в истории Cartier модели, об исчезновении которых вы сожалеете?
— Если бы я сожалел о той или иной модели и считал бы ее современной, она уже была бы на рынке. Хороший пример — серия Santos. Сто лет назад Луи Картье создал эти часы для великого авиатора и денди Сантос-Дюмона, мы вновь запустили их в прошлом году. И вы никогда не скажете, что нынешние Santos 100 — старомодны. Просто мы аккуратны в самоидентификации. К тому же у нас нет моделей, вышедших из обращения. На руках у людей могут быть часы или украшения, выпущенные век назад. Мы часто покупаем на аукционах наши собственные вещи прошлых лет, приводим их в порядок, продаем или оставляем в нашем музейном фонде.
— Значит, все уже сделано, и вам достаточно открыть шкафчик и вытащить что-нибудь старенькое-новенькое?
— Если вы начнете просто лазить по шкафчикам, за несколько лет вы совершите полный круг, и что дальше? Вот наша новая модель Pasha. Это классическая мужская модель, первые Pasha появились еще в прошлом веке, но мы увеличили их в диаметре, они имеют теперь 42 мм и получили новый механизм, который разработан специально для нас Jaeger LeCoultre. По сути, это новые часы, но в них сохранены все коды Картье — в том числе и колпачок с драгоценным камнем, закрывающий заводную головку. Обращаться к истории не так-то просто. Чему-то из старого только предстоит войти в моду.
— Кто за этим следит?
— У нас много дизайнеров, которые до мелочей изучили историю марки и понимают дух Cartier. Они знают при этом, что они — Cartier, не месье Дюпон, не мадам Дюпон, у них нет имен, есть только команда.
— Вы приходите к вашим дизайнерам и говорите: чувствую, приходит время для Pasha... Или дизайнеры приходят к вам и говорят: пора, шеф, взяться за Santos?
— И так и так бывает. У нас демократия, мы спорим, подначиваем друг друга. Хотя решаю-то я — надо ведь решать, рано или поздно. И мы всегда находим верное направление, чему вы видите разные хорошие примеры. Ну а плохих, даже если мы их и вели и ими увлекались, вы в итоге не увидите.
— Такое случается?
— Нам приходилось на ходу останавливать производство уже подготовленных вещей, потому что кто-то выпустил что-то похожее. Мы намерены диктовать тенденцию, и все вещи, которые напоминают то, что уже существует, мы безо всякой жалости отправляем в корзину. Cartier никогда, никогда не будет вдохновляться чужой маркой!
— Но вы живете среди других часовых марок, которые все как на подбор усложняют механизмы, добавляют новые функции, турбийоны. Вы не участвуете в этой гонке?
— Мне не кажется, что тенденция к усложнению часов продуктивна. Современные накрученные модели — это больше не часы, это авиационный мотор. Немногие марки понимают, что турбийон нельзя привесить к часам, как клаксон к велосипеду. Рынок не может проглотить такое количество сложных часов, это грозит инфляцией часового мастерства. Нам доступны любые часовые усложнения. В объемах часового производства мы уступаем только Rolex. Но мы прежде всего ювелиры. Есть другие марки, которые начинают с механизма и говорят: какой мы придумали отличный механизм, давайте сделаем что-нибудь вокруг механизма. У нас говорят: мы сделали красивую вещь, давайте заставим ее работать.