премьера кино
Юбилей разгрома фашистской Германии не вызвал ожидаемой волны "датских" фильмов. Чтобы понять почему, АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ предлагает посмотреть едва ли не единственную новую картину на эту тему, выходящую на московские экраны,— немецкую, что характерно, "Академию смерти".
Характерно потому, что сегодня одни только немцы продолжают с присущей им основательностью тянуть традицию честного антифашистского кино. Американцы — от "Шиндлера" до "Райана" — давно превратили ее в зрелищно-пропагандистский спектакль, европейцы — от итальянцев до поляков — исследовали нацистскую хворь через призму декаданса, и разве что от латышей можно ждать сегодня каких-то свежих поворотов темы. Но им, как и нам, впрочем, не хватает производственных мощностей, чтобы к каждому юбилею радовать зрителей очередным военным блокбастером. Как это бывало у союзников раньше: к 20-летию Победы появился "Горит ли Париж?", к 25-летию — "Освобождение" и "Тора! Тора! Тора!", к 30-летию — "Они сражались за Родину", на этом почти все и кончилось. Везде, но не в Германии, где и к 60-летию успели снять "Падение" — фильм о последних днях Гитлера (который наши прокатчики, переименовав в "Бункер", тоже приберегли к маю).
Действие "Академии смерти" разыгрывается в элитной школе для нацистской верхушки. Школа разместилась в напоминающем романтическую декорацию рыцарском замке, над которым витает дух Нибелунгов и где взращивают политические кадры высшего эшелона, всей душой и телом преданные делу нацизма. Таких школ в Германии времен Третьего рейха было несколько десятков. Авторы этого воспитательного проекта понимали, что кровь элиты надо освежать, чтобы не застаивалась. Поэтому в NAPOLA (так называлась школа и так в оригинале называется фильм) брали не только по блату и происхождению, но и в качестве свежачка способных представителей простонародья.
Именно благодаря своим незаурядным боксерским данным попадает в школу для избранных Фридрих Веймер, семнадцатилетний паренек из рабочего района Берлина (его играет Макс Римелт, награжденный за эту роль на фестивале в Карловых Варах). Для него это шанс выбиться из убожества и примкнуть к сильным мира сего. К тому же у Фридриха классическая арийская внешность; чтобы карты сложились, ему остается только подделать подпись отца, который почему-то не понимает, какое счастье ожидает его отпрыска. С самого начала не возникает никаких сомнений: в фильме по-немецки безупречно будут расставлены антифашистские акценты. Фридрих, поначалу с восторгом принявший спартанский дух заведения и правила настоящей мужской игры, вскоре начинает тяготиться жестокостью и садизмом воспитателей. А после гибели своего друга Альбрехта, ставшего жертвой палочной системы, покидает "академию смерти", чтобы затеряться и пережить смутные времена в не столь элитарных сферах.
Отходы от политкорректного канона в немецком кино о войне никогда не поощрялись. Даже Фассбиндера за "Лили Марлен" обвиняли в антисемитизме. Другой национальной гордости Вольфгангу Петерсену удалось отмыться от упреков в симпатии к наци, только когда его "Подводной лодке" устроили овацию евреи Лос-Анджелеса. В "Академии смерти" чувствуется, что комплекс по-прежнему не преодолен, хотя очень хочется. Хочется быть немного Висконти — отсюда подспудная гомоэротика, пронизывающая сюжет дружбы двух парней — боксирующего пролетария Фридриха и эстетствующего поэта Альбрехта, сына влиятельного нацистского генерала.
Впрочем, режиссера Денниса Ганзела спасает единственно правильный в данной ситуации ход. Он преодолевает соблазн казаться великим и предпочитает опираться не только на котурны Висконти, но и другой ногой — на голливудское молодежное кино. Получается своего рода роман воспитания в современном варианте: нацизм не нацизм, но ведь любая система мужского коллективизма (школа, интернат, армия, студенческое общежитие) содержит в себе основные сюжетные элементы, которыми наполнена "Академия смерти". Тут и дружба, иногда переходящая в любовь и ревность, и фанатизм воспитателей, пытающихся вылепить из подножного материала "настоящих мужчин", и конфликт тела и духа, и страдания родителей, чьи дети не оправдывают ожиданий, и так далее и тому подобное.
Мотивы высокого искусства и масскульта соединяются в сцене, которая становится эстетическим апофеозом фильма и ради которой, похоже, он вообще затевался. Садист-учитель заставляет учеников нырять в прорубь и вылезать из другой, проплыв подо льдом добрый десяток метров. Это дает возможность поэту выбрать вместо отправки на Восточный фронт поистине эстетское самоубийство. А режиссеру сделать не лишенную мрачного остроумия немецко-фашистскую версию "Титаника".