ЦБК "Волга", являющийся крупнейшим в России предприятием--экспортером газетной бумаги, после дочерних компаний западных лесопромышленных концернов считается наиболее благополучной компанией в отрасли. Тем не менее корпоративные конфликты затронули и "Волгу" — местные власти заявляют о возможной отмене итогов приватизации.
— C вашей точки зрения, в чем причина того, что "лесные войны" в российской промышленности не прекращаются? Раздел активов по переработке леса прошел давно, предприятий немного, отрасль кажется не самой привлекательной для инвесторов. Тем не менее вот уже пятый год корпоративные сражения за предприятия ЛПК не прекращаются.
— На мой взгляд, дело в том, что лесной бизнес в России, как и несколько лет назад, недооценен. Отсюда следуют большие перспективы роста капитализации предприятий лесопромышленного комплекса. Мне кажется, в этом главная причина интереса к отрасли — она привлекает любителей легкой наживы, рейдерских операций. Впрочем, с моей точки зрения, нельзя называть события вокруг лесоперерабатывающих комбинатов корпоративными войнами — это содержательно неверно, эта "политкорректность" — приглаживание ситуации. На деле они представляют собой вот что. Пришел я поужинать куда-либо, и понравились кому-то мои часы. Он, этот кто-то, огрел меня трубой и пытается с меня эти часы снять. И при этом говорит: "Это корпоративная война, ничего личного". В общем, на самом деле это обычный разбой. Нечто вроде корпоративного бандитизма — широкомасштабного, облаченного в респектабельные белые одежды.
— Тем не менее речь, по вашим словам, идет о недооцененности сектора в каких-то чрезвычайных масштабах? Капитализация крупнейших предприятий в отрасли, судя по последним сделкам, довольно велика. Примером может быть ваша сделка по покупке ЦБК "Волга", которая, впрочем, состоялась относительно давно.
— Да, она была давно. И к тому же я считаю — пример с "Волгой" нетипичен, вот в этом случае капитализация должна быть достаточно высока. Вспомните, как дело происходило. На "Волгу" изначально пришли западные финансовые инвесторы, IFC, входящий в группу Всемирного банка, инвестбанк Credit Swiss First Boston, бумажный трейдер-агент, Herlitz International Trading. Ни один из этих инвесторов не занимается производством леса как таковым, поэтому сделка была чисто финансовой. Это первая поправка на капитализацию: сделка происходила не внутри отрасли. Второй момент: наши предшественники приобрели "Волгу" на "дне" конъюнктуры рынка. Они лишь немного раскачали предприятие, за это время ситуация в стране изменилась, и инвесторы зафиксировали сделку с большой прибылью. У IFC и партнеров в России "Волга" стала одной из немногих удачных портфельных инвестиций, они продали комбинат довольно дорого. Но не будем преувеличивать: дорого по сравнению с тем, за какую цену они ЦБК купили. С тем же, сколько это предприятие должно стоить на самом деле или, к примеру, сколько стоит построить новый ЦБК, сумма сделки несопоставима.
И это универсальный показатель. Сегодня объем продаж нашего ЛПК составляет около $8-10 млрд в год. По самым скромным оценкам, он должен быть в десять раз больше, то есть $120 млрд. Вот вам в итоге и недокапитализация в отрасли — блокирование инвестиционного процесса дает и проблему с капитализацией. А блокируют его прежде всего "лесные войны".
— То есть потенциально, с вашей точки зрения, в отсутствие "лесных войн" $120 млрд в продажах — это вполне реальный среднесрочный потолок для российского ЛПК?
— Да, разумеется. Но беда в том, что уже лет пять-шесть в России продолжаются войны за лесоперерабатывающие предприятия. Из-за них в бизнес не вкладываются сколь бы то ни было значимые средства, хотя наш бизнес очень капиталоемок. Поэтому начинает работать "принцип домино": от того, что не вкладываются большие компании, перестают инвестировать в секторе среднего и малого бизнеса. И тогда начинают снижаться показатели всей отрасли. Хроническое "военное положение" в лесной отрасли касается всех, а не только предприятия, захваты которых на слуху.
Как это работает? Например, как решаются вопросы экологической безопасности предприятий в лесной промышленности — цепочка вот такая. С небольшими фабриками экологические организации, например WWF, не могут договориться ни о чем. Это для них слишком ресурсоемко, да и кто и каким образом рубит лес на конкретной делянке, проконтролировать совершенно невозможно. Тогда экологи идут договариваться к крупному бизнесу, а тот, в свою очередь, задает рамки для малого и среднего бизнеса, своих младших контрагентов. Сегодня мы, лидеры в стране в лесной отрасли, начинаем проводить сертификацию леса, который нам поставляют. Из всех леспромхозов выбираем два-три, заставляем их работать по определенной программе. Через некоторое время они получают сертификат (это делается практически на наши деньги), что их лес добыт легальными путями, не ворован. Если на наших машинах 25% бумаги делается из такого леса, мы получаем право ставить эмблему WWF на рулон нашего производства, который поставляется в Европу.
Но комбинатам откровенно не до того — пять-шесть лет в России идут "лесные войны", пять-шесть лет в отрасль через крупные комбинаты не вкладываются серьезные деньги, фактически их хватает только на медленную реконструкцию. И на оборону, разумеется. В итоге ни один комбинат в этой стране не экспортирует бумагу, произведенную в соответствии с современным экологическим стандартом.
— Но вы-то ее производите и продаете.
— Мы ее делаем, потому что сохраняем лидерство в области экологии. Можно было бы продавать другую газетную бумагу на других рынках, но это куда тяжелее — "Волга" исходно позиционирована на те рынки, где экологические сертификаты необходимы. Такие проблемы сейчас стоят перед "Кондопогой" и "Соликамскбумпромом" — им тоже нужен выход на крупные рынки в странах, где экологическая сертификация требуется рынком. Экологи составляют экорейтинг, у нас (на предприятиях "Волга" и "Картонтара") он самый высокий в стране, ЭКО А+, но ни у какого другого комбината в стране такого рейтинга нет.
Конечно, беда в том, что никто из производителей не хочет нести дополнительные расходы, даже на модернизацию, тем более капитальные. Но "лесные войны" вообще закрывают перспективы развития. Приведу пример, демонстрирующий условия работы в отрасли в этом плане. Мы сейчас впервые за десять лет работы ЦБК "Волга" подписали новый план модернизации предприятия. На первом этапе объем вложений составит €12 млн, инвестируем эти средства в развитие сырьевого цеха "Волги". Подписали соглашение с поставщиком оборудования, совет директоров утвердил расходы, мы планируем продажи и выделение инвестиционных средств. И тут начинается вся эта история с корпоративными войнами, которые нам подарили коллеги из компании "Континенталь Менеджмент". Губернатор Нижегородской области заявляет, что попытается оспорить приватизацию завода.
Разумеется, это не мешает нам исполнять текущие контракты, отгружать газетную бумаги потребителям... Но поставщик оборудования реагирует на сообщения о том, что мы вовлечены в ситуацию, и посылает нам открытый сигнал. Мы договаривались с ним о том, что они будут поставлять оборудование по аккредитиву. А теперь условия меняются, партнер настаивает либо на банковской гарантии, либо на 100-процентной предоплате поставок машин. В результате стоимость модернизации резко идет вверх. Соответственно, нам необходимо корректировать условия, вести новые переговоры, терять время и деньги. Вот маленький пример убытков, которые несут "лесные войны". Это не мелкая неприятность, недокапитализация на самом деле складывается не столько из газетных статей, сколько вот из таких историй.
— По вашему мнению, сколько процентов прибыли в лесной отрасли не получают от того, что можно было бы получать последние три-четыре года?
-- В оборотах — сотни миллиардов долларов. Не меньше $100-120 млрд в год.
— То есть вы считаете, что в России в 2001-2002 годах должен был быть инвестиционный бум в лесной отрасли?
— Безусловно. И этот бум сегодня бы еще не закончился. Производство продукции ЛПК в Европе слишком дорого, Европа удалена от сырьевых запасов. Все здесь, в России. Конечно, инвесторы хотят сюда прийти, финансовые инвесторы с удовольствием будут покупать миноритарные пакеты лесопромышленных комбинатов, пакеты бумаг в портфель.
Но "лесные войны" вполне себе эффективно закрывают и этот путь. Вот характерная история — покупка Сыктывкарского ЛПК компанией Mondi, структурой Anglo-American. Вы знаете историю Сыктывкара, это очень удачная сделка по приходу инвестора на предприятие. Но тем не менее, по сути, это же тоже была история из разряда "лесных войн", и большая часть западных инвесторов просто не готовы работать в такой среде. Вообще, не всякий инвестор готов вкладываться в недокапитализированный в такой степени бизнес, если существуют фундаментальные причины недокапитализации, связанные с обстановкой в отрасли,— риски оцениваются соответственно. Через российскую границу риски оцениваются существенно ниже, а инвесторы в основном не игроки в рулетку, это стабильный бизнес, крайне осторожный к сверхлимитным рискам.
— На Западе есть аналоги "Волги". Сколько сейчас может стоить такой аналог?
— Миллиард долларов, не меньше. А думаю, что и больше. Сейчас компания Millicosci построила предприятие по производству газетной бумаги в Германии. Это с точки зрения рынка аналог "Волги", он производит 550 тыс. тонн ньюспринта в год. Стоимость проекта — чуть больше миллиарда долларов, проект реализован с нуля. Его капитализация, безусловно, будет намного выше, чем капитализация "Волги".
— И насколько выше?
— Примерно $1,7 млрд, полагаю. А знаете ли вы, сколько человек там работает? Семьдесят. У нас на таком же производстве работает четыре тысячи. Конечно, немецкий завод использует почти космические технологии. Но такое сравнение показывает, что вопрос модернизации лесной отрасли в России стоит очень остро. Он равен вопросу "быть или не быть", похоронить отечественное производство или нет. Таких предприятий, где работает по 70 человек, будет появляться по одному каждые пять лет.
И напрасны надежды на то, что такие предприятия западные инвесторы будут строить в России, а нынешняя российская целлюлозно-бумажная индустрия будет сама по себе существовать в конкуренции с ними. Они будут строиться там, где нет специфических рисков — в той же Германии, в целом в Западной Европе, в Восточной Европе, наконец. И будут ориентироваться на те же рынки, где могли бы работать или работаем мы. Мы не выдержим никакой конкуренции, если сейчас не будем двигаться дальше. Инвестиционные стратегии в столь капиталоемкой отрасли определяются на десятилетия. Никто не будет ждать, когда в лесной отрасли России все успокоится — если нет выбора, то "космические" заводы будут строиться там, где их можно построить, и пусть они дороже, выбора нет.
— Вы, как инвестор, не ограничивающий себя только одной отраслью, представляете, как проходят сделки в других отраслях. Есть ли какая-то специфика в поведении продавцов лесных активов?
— Специфика в том, что страх стать участниками "лесных войн". У нас же владельцы бизнеса боятся общаться с потенциальными партнерами. Их страх не зависит от того, что они могут потерять бизнес. Речь же может идти не о полной продаже завода, а о слиянии или продаже пакета акций. Но все очень боятся. Это иррациональный страх, но он объясним.
Вот конкретный пример. У нас есть предприятие, АО "Полиграфкартон", небольшая картонная фабрика в Балахне, практически на той же промышленной площадке, что и ЦБК "Волга". "Полиграфкартон" строился как единый комплекс с производством газетной бумаги на ЦБК "Волга" — общие очистные сооружения, общая инфраструктура поставки электроэнергии. Мы считаем, что, согласно бизнес-логике, предприятия должны объединиться — это выгодно всем сторонам.
Но не можем найти директора этого производства даже для того, чтобы начать с ним о возможном объединении переговоры! У него нет средств развивать свою фабрику, из двух картоноделательных машин используется одна, вторая же используется как склад запчастей для первой. При этом мы не предпринимаем на него атак, а всего лишь хотим сесть и поговорить, как мы можем быть полезными друг другу. Мы готовы подписать предварительно любые, какие угодно бумаги, которые позволят ему чувствовать себя в безопасности.
Но он боится даже встречаться. Это специфика? И это главный наш аргумент против "лесных войн". Там, где идет война, всегда страдают сделки, страдает бизнес.
Интервью взял ДМИТРИЙ БУТРИН