Non-fixtion c Кирой Долининой
Оксана Булгакова. Фабрика жестов. М.: Новое литературное обозрение, 2005. В серии "Кинотексты"
В самом начале кино было всего лишь движением теней. Потом к движению прибавился звук. Потом — цвет. Для обыкновенного современного зрителя кино в общем-то и остается более или менее удачным сочетанием этих трех составляющих. Для киноведа, профессора Стэнфордского университета Оксаны Булгаковой каждый просмотренный фильм — это еще и жесты. А сам кинематограф — целая "фабрика жестов". Для того чтобы научиться читать жесты, ученому понадобилось перечитать пыльные учебники по риторике XVIII века, вызубрить мудреные таблицы театральных жестов трех последних веков, погрузиться в учебники хороших манер и, конечно, пересмотреть сотни фильмов. В результате получилась большая, умная, ученая, точная и оригинальная история русского--советского--русского кино 1900-1990-х годов.Киногерои на страницах книги Булгаковой говорят языком тела, и разговор этот бывает чрезвычайно интересным. Так, например, жесты бывают подчеркнуто "физиологичными". Автор доказывает, что в разные годы этот тип жестов отсылал к абсолютно полярным значениям: в 1910-е годы он был знаком декадентства, в 30-е — характеризовал героя из низких социальных слоев, в 50-е — героя некультурного. В 90-е же с приходом "Брата" подобная пластика читается как примета "национального", "подлинного" в противовес цивилизованному сдержанному жесту "новых русских", "иностранцев" в своем отечестве. С некоторыми подобными пассажами легко согласиться, другие тянет оспорить. Где-то автор заметно повторяется, где-то хочется более глубокого анализа. Все это приметы действительно оригинального и актуального научного труда. Тем более похвально, что и выполнен он в лучших традициях гуманитарной моды и уважения к своему труду и усилиям взявшегося за книгу читателя.
Эйзенштейн о Мейерхольде, 1919-1948. Составление, подготовка текста, статьи и комментарии В. Забродина. М.: Новое издательство, 2005
Эта книга тоже серьезная, тоже научная и тоже о кино и театре. Но больше всего она о людях — об Учителе и Ученике, о любви и ненависти, о поклонении и соперничестве. Книга, состоящая из более чем сотни текстов, отрывков, замечаний, писем, дневниковых записей, может читаться как один сплошной монолог. Монолог одного великого человека, посвященный другому великому человеку. Сергей Эйзенштейн стал учеником Всеволода Мейерхольда весной 1921 года и проучился у него три года. Однако лет за пять до этого, еще будучи студентом Института гражданских инженеров, он смотрел и читал Мейерхольда. И долго-долго после этого он жил с этим именем в постоянном то внутреннем, то внешнем диалоге, горькой борьбе и редких, но умиротворяющих примирениях с собственным фантомом. Между восторженным письмом Эйзенштейна матери о том, что будет работать с Мейерхольдом, единственным русским мастером, которого он уважает, и дневниковой записью о "страшном обаянии Мейера — циничном, торгашеском, без искры искренности, деляческом..." 300 страниц и чуть более 20 лет. Лет страстных и горьких. Хотя бы потому, что история не дала этим отношениям развиться — Мейерхольд был расстрелян, Эйзенштейн остался без оппонента и с грехом неизбытой гордыни на душе. В последний раз имя учителя (в соседстве со словом "в противоположность") было упомянуто в последней же дневниковой записи Эйзенштейна, за месяц до смерти.