Благополучно провалившаяся попытка государственного переворота вдохновила политических деятелей и журналистов на многочисленные комментарии, в которых помимо очевидных излагаются также остропарадоксальные версии совершившихся событий.
Анализируя попытку переворота, обозреватели дают самые противоречивые ответы на вопрос, кто стоял за "восьмибоярщиной" и почему путчисты, располагая самыми крупными в мире армией и тайной полицией, действовали столь неэффективно.
Все существующие версии априорно делятся на две группы, диаметрально противоположные по исходным посылкам: одни утверждают, что переворот был действительной попыткой консервативных сил удержать уходящую власть, другие — что он был провокацией, затеянной демократами для того, чтобы таким способом окончательно устранить политических противников. Для сторонников первой концепции ответ на вопрос об инициаторах путча совершенно очевиден: мероприятие затеяли озабоченный потерей власти коммунистический партаппарат, самый многочисленный в мире советский генералитет и, наконец, скорбящие по уходящему нефтедолларовому раю генералы советской военной индустрии.
Достаточным аргументом является просто список членов "восьмибоярщины".
Однако публику весьма интересует вопрос, не стоял ли за попыткой путча сам Горбачев, и здесь мнения экспертов расходятся не только на уровне "да--нет", но и на уровне мотивировок его поведения.
Большинство спекуляций на эту тему не удостоивает Михаила Сергеевича чести быть непосредственным руководителем ГКЧП, но отводит ему исключительно зловещую и крайне вероломную роль в событиях 19--22 августа. Согласно этой версии, он не только инициировал путч, но так тонко просчитал все возможные варианты развития событий, что с гарантией обеспечил себе политическую прибыль при любом развитии событий. В рамках этой версии и Анатолий Лукьянов из предателя, вероломно растоптавшего общие юношеские идеалы, превращается в тайного союзника и агента Горбачева в кругу путчистов.
У этой версии, как и у всех прочих, есть и оппоненты. Последние утверждают, что Горбачев, если бы он пошел на маневры с путчистами, рисковал слишком многим, если не всем — и в случае проигрыша путчистов, и в случае их выигрыша. Как бы ни разворачивались события, президент Горбачев лишился бы изрядной доли власти, поскольку любой из возможных исходов неизбежно приводит к абсолютному доминированию какой-то одной политической силы, возглавить которую он органически неспособен: амплуа президента, как давно известно, маневрирование и поиск компромиссов.
Рассматриваемая версия имеет и более хитроумные разновидности. Согласно одной из них, авторами сатанински вероломного плана путча были сразу оба президента — и Союза, и России. Таким образом они хотели одним ударом разделаться с оппозицией демократическим реформам в партийно-консервативных и военных кругах. Против данной версии оппоненты выдвигают все тот же аргумент: непонятно, зачем было двум располагающим всей полнотой власти законно избранным президентам, да еще якобы столь хорошо (хоть и тайно) спевшимся, избавляться от своих политических недругов столь экстравагантным и рискованным манером.
Наконец, самая парадоксальная и именно своей смелой парадоксальностью импонирующая высказывающим ее авторам версия уже всю заслугу в организации заговора приписывает исключительно Ельцину, задумавшему таким коварным образом погубить своих врагов и успешно осуществившему свой замысел. Изъян этой версии имеет чисто эстетическое свойство: уж больно страдательную и глупую роль манипулируемых Ельциным статистов она отводит руководителям поверженного комитета путчистов.
Второй вопрос, не дающий покоя всем участникам "пресненской обороны", — почему путчисты были столь нерешительны в своих действиях, почему они уже в первые часы путча не арестовали президента и ведущих российских политиков, не блокировали связь всех оставшихся с внешним миром и позволили им встать во главе возмущенных переворотом инсургентов. Вряд ли у специалистов, не только конспектировавших известные теоретические работы Ленина, но и обладающих уникальным практическим опытом по организации "народных революций" среди братских африканских племен (не говоря уже об Афганистане) не хватило опыта.
На данный вопрос сегодня существуют два возможных ответа. Первый — наиболее парадоксальный из всех вышеперечисленных — заключается в том, что никакого государственного переворота вовсе и не было. Была чья-та хитроумная игра в переворот, и скорее всего, опять-таки самого Горбачева. Добровольная или вынужденная. Впрочем, в последнем случае перед нами появляется уже не столько политический, сколько детективно-психологический сюжет.
По мнению других экспертов, "странный" характер переворота может вполне рационально объясняться и чисто политическими причинами. Существует в принципе два возможных сценария государственного переворота. Жесткий, или "чилийский" вариант, со всеми известными из истории и перечисленными нами выше атрибутами: массовыми арестами оппозиционных политиков, захватом телефона, телеграфа и т. д. И мягкий вариант, предполагающий более или менее "законное" устранение главы государства и лишь устрашение всех остальных, но желательно без кровавых эксцессов.
Для того чтобы браться за постановку первого сценария, совершенно необходимо иметь, во-первых, актера на роль вождя, способного организовать показательные массовые убийства. Во-вторых, необходимо достаточное количество столь же свирепых солдат, чтобы вовремя изъять из обращения всех, кого необходимо, и сделать это не просто быстро, но по-возможности и со зловещим шиком, дабы этим утилитарным актом заморозить кровь в жилах у двух-трех поколений зрителей. И наконец, необходимо чувствовать себя настолько уверенно в экономическом отношении, чтобы бесстрашно пренебрегать мировым общественным мнением и возможными экономическими и политическими санкциями.
С фюрером и отцом нации у путчистов дела обстояли совсем плохо — такового попросту не нашлось. Подкачали и войска, и особенно национально-политический принцип их формирования. Для пущей надежности офицерский состав Советской Армии формировался преимущественно из славян. Но если на такие части еще можно было рассчитывать в неславянских регионах, то использование их в Москве или, скажем, Свердловске более чем рискованно. И наконец, совершать крупное кровопролитие в сотне метров от американского посольства, продолжая при этом клянчить американский хлеб и кредиты, — дело неблагодарное. В чем недавно убедился лучший друг ГКЧП — Саддам Хусейн. "Восьмибоярщине" не осталось ничего иного, как избрать "мягкий вариант". И не ее вина, что время для этого варианта уже прошло: столь взбаламученную страну можно было бы усмирить, только предварительно залив ее кровью.
Впрочем, и это всего лишь одна из возможных версий.
АЛЕКСАНДР Ъ-СУРМАВА