Событие недели — "Песнь о Роланде" (La Chanson de Roland, 1978) совсем неизвестного в России французского кинорежиссера Франка Кассенти (Frank Cassenti) (8 октября, "Культура", 20.15, ****). Его самые знаменитые фильмы можно было бы назвать историческими, если бы Кассенти не понимал, что реконструкция истории на экране невозможна, все равно выйдет пошлый обман. Поэтому он снимал не сами исторические события, а то, как люди, живущие какое-то время спустя после них, представляют себе прошлое. В "Песни о Роланде" мы не увидим самого Роланда и его воинов, павших в неравной схватке с маврами. Сюжет фильма — одиссея труппы бродячих артистов, которые ставят спектакль о Роланде через несколько столетий после его гибели. Кассенти был, конечно, "дитя 1968 года", поэтому некоторые детали, излишне дидактично-марксистские, способны вызвать у современного зрителя усмешку. Так, например, главный актер труппы решает покинуть Южную Европу и перебраться во Фландрию, поскольку там, дескать, формируются новые, более прогрессивные экономические отношения. С такой же натяжкой можно назвать историческим и шедевр классика Голливуда Джона Хьюстона (John Huston) "Человек, который хотел стать королем" (The Man Who Would Be King, 1975) (4 октября, НТВ, 23.35, *****), хотя действие этого фильма, основанного на прозе "певца британского империализма" Редьярда Киплинга, и происходит в XIX веке в отдаленных уголках британской Индии. Двое авантюристов проникают в защищенное неприступными горами царство, где их принимают чуть ли не за живых богов: их масонские перстни повторяют рисунок тайного знака, оставленного здесь некогда Искандером, Александром Македонским. Авантюра завершается трагически, но фильм оставляет ощущение победоносное. Дело в том, что Хьюстон был певцом героического поражения, безнадежного дела. И ему было по большому счету наплевать, в какую эпоху и в какой точке земного шара происходит действие его фильмов. Важны были лишь герои, бросающие вызов и судьбе, и здравому смыслу и утверждающие свое превосходство самой своей гибелью. Так же наплевать на историю и мастеровитому французу Жан-Полю Раппно (Jean-Paul Rappeneau). В его "Повторном браке" (Les Maries de l'an II, 1970) (4 октября, "Культура", 20.25, ***) герой Жан-Поля Бельмондо (Jean-Paul Belmondo) возвращается, сделав состояние, из новорожденных США во Францию, чтобы развестись со своей первой женой и спокойно вступить в повторный, американский, брак. Разворачивающаяся на родине революция кажется ему досадной, но незначительной помехой его планам. Естественно, никуда он не денется, дорастет до наполеоновского маршала и все так же будет ругаться со своей благоверной. Эпизод, в котором Бельмондо пробегает через годы и сражения, меняя мундиры, — метафора самой сути его экранного образа, неунывающего, хотя и простодушного авантюриста, который все куда-то мчится и мчится.
"Восток есть восток" (East is East, 1999) Дэмиена О'Доннелла (Damien O'Donnell) (6 октября, "Культура", 22.40, **) — типичный, но симпатичный образец британского социального, бытописательского кино. Дело происходит в 1971 году, что также стало общим местом в англосаксонском кинематографе: еще бы, одних звучащих за кадром битловских мелодий достаточно, чтобы создать уютно-сентиментальное настроение и вызвать ностальгическую слезу. Действие происходит в мусульманском квартале. Папаша в феске, хотя и поколачивает жену-англичанку, грозится привезти из Пакистана вторую жену и сватает сыновьям жирных невест знатного рода, уже давно под каблуком своей благоверной "кокни", от которой он научился пересыпать речь "факами-блинами". Сыновья же тайком едят запрещенный исламом бекон, ходят на дискотеки и предпочитают мини-юбки белокурых оторв сари своих соотечественниц. Все вполне предсказуемо, в меру истерично, в меру иронично. "Секрет женщины" (Le Secret, 2000) француженки Виржини Вагон (Virginie Vagon) (5 октября, НТВ, 0.10, **) тоже как бы о межнациональном диалоге, хотя встраивается и в ту линию европейского кино, которая с начала 1970-х годов ведет откровенный разговор о сексуальном влечении. Тридцать лет назад Бернардо Бертолуччи (Bernardo Bertolucci) первым создал трагедию на основе коллизии, которая у другого режиссера показалась бы натяжкой: двое на нейтральной территории яростно совокупляются, ничего не зная друг о друге. С тех пор "Последнее танго в Париже" (Le dernier tango a Paris) так или иначе отразилось во множестве кинозеркал: от гламурного садизма "Девяти с половиной недель" (9 1/2 weeks) до "догматического" надрыва "Интима" (Intimacy). Но Виржини Вагон удалось создать что-то новое и запредельно бессмысленное даже на этой изрядно обработанной ниве. Жена торгует энциклопедиями, переходя от одного домика к другому: ее бесстыдные глаза не вяжутся с утверждением, что она уже 12 лет верна мужу. Муж, как свойственно киношным французам, за неделю произносит, обращаясь к ней, всего три слова: "Тебе звонила мама". Понятно, что она отдается клиенту, пластичному чернокожему гиганту, и, вдоволь накувыркавшись с ним, возвращается к благоверному, единственно любимому, ошеломив мужа обилием засосов и синяков. Получилась зарисовка, подтверждающая самые пошлые мифы о глубокой ветрености и столь же глубокой буржуазности французской жизни. Что касается секса, то лучше пересмотреть нестареющий "Основной инстинкт" (Basic Instinct, 1992) Пола Верхувена (Paul Verhoeven) (6 октября, РТР, 23.50, *****). Лидер "нового" голландского кино 1970-х годов Верхувен — уникальный режиссер. Попав в Голливуд, он не стал рабом денег и технических возможностей, но поставил их себе на службу. Из вольной Голландии он привез ту анархическую философию сексуальности, которую выражают в последних кадрах "Основного инстинкта" его герои: "Будем жить долго и счастливо и трахаться, как кролики". В стандартной продукции полицейские находят себя, отказавшись от вредных привычек, здесь же — наоборот, подсев на секс и кокаин.