В "Приюте комедианта" состоялась премьера трагедии Уильяма Шекспира "Макбет" в постановке Михаила Елисеева. Этот спектакль осуществлен в рамках программы поддержки молодых начинающих режиссеров.
Приютский "Макбет" — это не один, а два спектакля. Первый содержит весь мыслимый набор ошибок и неточностей, простительных для новичка, однако не оставляющих места для каких-то необыкновенных надежд на его будущее. На сцене — мрачный "кубик" с вращающейся стеной, меховой внутри — это замок (художник Борис Анушин). Узор металлических решеток и модные кельтские мотивы фонограммы вроде бы отсылают ко временам происхождения истории реального шотландца Макбета. Который появится мгновением позже в средневековом японском шлеме. Спрашивается, во что играем? Тем более, что ведьмы (Елена Вершинина, Марина Макарова, Светлана Соловьева) и вовсе будут щеголять в первом акте блестящими синтетическими рюшками. Не говоря уже о том, что вся эта, как теперь принято говорить, "кельтятина", будучи исключительно мощным источником вдохновения сама по себе, резко контрастирует с личным стилем главного героя. Александра Романцова трудно представить в роли могучего и воинственного шотландского вождя.
Эстетическая неряшливость и приблизительность содержится практически на всех уровнях спектакля — от визуальных решений до собственно режиссерского разбора текста и работы с актерами. Капризная девочка, изо всех сил старающаяся быть хорошенькой (это удается — но в этом ли дело?) — леди Макбет (Наталья Шамина). Молодой мужчина, одетый в мешок (странствующий монах неизвестного ордена из какого-то школьного спектакля) — это и Дункан, и Банко, и Макдуф, и убийца, и все остальные (Владимир Черных). Вероятно, режиссер пытался объединением героев воплотить нечто вроде совокупной "совести" Макбета или еще что-нибудь столь же ненужно многозначительное. А получился персонаж со служебной функцией подачи реплик. Три статистки в нелепых паричках — это ведьмы. Они щурят нарисованные глазки и громко, "с выражением" декламируют стихи.
Александр Романцов играет другой спектакль. Умный, эмоционально захватывающий, психологически точный. В его "Макбете" — блестящий анализ шекспировской пьесы. Основных мотиваций две: изначально чреватая трагедией последняя любовь к юной жене, в которой "и блаженство, и безнадежность" и не менее страстная любовь к собственной судьбе. "Я смею все, что смеет человек, и только зверь на большее способен" — для Макбета Романцова в жизни не осталось места для открытий, этот непоправимо взрослый человек давно отвык удивляться. Ни соблазн власти, ни соблазн крови ему не страшен. "Зверь" звучит как "дьявол" — Макбет проклят даром понимания сути вещей. Он знает, что придется заплатить за корону сознанием греха, мучительным страхом, очень болеть и хватать невидимые кинжалы. И однако бездействие для него — признание того, что силы уходят, жизнь кончается. Выбор — быть "способным на большее" (в образе кавдорского тана отчетливо проглядывает проблематика и поэтика несыгранного Романцовым Достоевского). В битве со временем право на стороне Макбета.
Вот только детская сказочка про ходячий лес и не рожденного женщиной убийцу забавляет этого Макбета. Романцов играет финальную сцену потрясающе: одинокий мужчина, только что оплакавший мертвую девочку, утратил остатки человеческого страха. Он сидит, задумчиво опираясь на меч и едва не болтая ногами, и с болезненным любопытством вертит головой: ну и где этот ваш лес? Как же все это будет? А будет — как и задумано. Подлинно трагический герой — тот, кто сам является ответом на все свои проклятые вопросы. Именно такого героя и сыграл Александр Романцов.
ЛИЛИЯ ШИТЕНБУРГ