В минувшую субботу в институте Pro Arte Борис Гройс прочел публичную лекцию о новейших тенденциях в изобразительном искусстве. Послушать бывшего ленинградского математика, экс-ректора Венской академии художеств, профессора Центра искусств и медиальных технологий в Карлсруэ пришло больше людей, чем смог вместить небольшой зал.
Борис Гройс, по выражению представлявшей его публике московской интеллектуалки Екатерины Деготь, подобен индийскому факиру. Важная манера его речи, странная фонетика (он, например, произносит "музэй"), парадоксальность отстаиваемых тезисов напоминают булгаковского "иностранца", на поверку оказавшегося Воландом. Господин Гройс известен в качестве создателя ряда, как выражаются арт-критики, "понятий, сделавших карьеру". В значительной степени именно он придумал московский концептуализм и ввел на Западе моду на сталинское искусство.
В Невской куртине Петропавловской крепости Борис Гройс говорил о том, чем искусство отличается от неискусства. В ходе своих рассуждений он поведал о французской художнице Софи Галль, проведшей социологический опрос среди слепых об их любимых картинах, о немце Карстене Хеллере, запершем группу добровольцев в брюссельском Атомиуме (огромной модели атомного ядра), об английской Art Laborаtory, задумавшей, но не осуществившей проект серии видеофильмов, снятых техасскими узниками, приговоренными к смерти на электрическом стуле.
Затем он перешел к биоискусству — композициям из трупов, играми со временем, взаимоотношениям людей и биороботов. С точки зрения профессора из Карлсруэ, сейчас деятельность государства на Западе сводится к заботе о росте человеческого поголовья. Вопрос: с какого момента человека можно считать живым существом, является важнейшим для законодателей (Бундестаг, например, решил, что с момента прикрепления яйцеклетки к материнской матке). Поэтому именно биоискусству принадлежит будущее. Человечество, разуверившееся в существовании загробной жизни, видит возможность вечного бессмертия в посмертной музеефикации. Музей — сакральное место, обеспечивающее вечную память. Искусство есть то и только то, что хранится в музее. Монна Лиза вне Лувра — профанна. Поэтому мумификация снова станет популярной.
Цепь блестящих силлогизмов в исполнении господина Гройса доставляла эстетическое наслаждение. Его лекция и ответы на многочисленные вопросы не раз прерывались аплодисментами. Иногда он напоминал одного героя прозы 1930-х годов во время удачного сеанса одновременной игры в Васюках.
ЛЕВ ЛУРЬЕ