Театр будущего на параде

       Особенная роль "fringe", "off-" и прочих альтернативных фестивалей состоит в том, чтобы зафиксировать появление новых художественных языков. Такими студийные "парады" были и у нас в 1990-ые годы, когда они вывели на удивление широкой публики и критики "Формальный театр", "Дерево" и многие другие нестандартные группы. Закончившийся в минувшую субботу фестиваль новых театров, театров-студий и студийных работ "Рождественский парад — 2001" поставил вопрос: а есть ли в Петербурге театральный авангард?

На первом плане у "неформалов" по-прежнему бессловесный театр, позволяющий эффективнее всего разрушить обыденный взгляд на реальность. Театр "Особняк" показал зрелище, в названии которого даже нет букв, а только цифры — "246", нет и авторов (лишь поставщики ассоциаций), нет и режиссера (только "координатор проекта" Дмитрий Поднозов). За 246 тактов действия анонимная героиня Наталии Эсхи прошла путь от обычного течения дня к самоубийству. Цифровой таймер вел обратный отсчет, один за другим отправлялись в мусорную корзину атрибуты ежедневной жизни. В этой партитуре "бесчувственного трагизма" были взлеты такого напряжения, как в мифе, а были и пустоты, как в передаче "За стеклом"; не хватало режиссуры как организации разнообразной сценической драматургии. Но в целом, спектакль оказался похож на немецкое метафорическое кино конца ХХ века (Вендрс, Фассбиндер), умевшее остраненно зафиксировать неповторимое течение жизни.
       На территории невербального театра делает все новые открытия и "Комик-трест" Вадима Фиссона. В блистательной и уже хорошо известной философской клоунаде "Белая история" показался особенно перспективным принцип саморазвивающегося пластического образа. Это когда действие "не слушается" сюжета, а совершает метаморфозы согласно собственной неожиданной логике. А Наталью Фиссон, Николая Кычева и Игоря Сладкевича следует признать теми самыми "синтетическими" актерами, о которых весь ХХ век спорили теоретики; они существуют одновременно и неразделимо по законам драмы, цирка и танца.
       Странно складываются отношения новых театров с новой драматургией. Из двух дюжин проектов только четыре поставлены по новым пьесам. Кажется, театры боятся того типа действия, которое не подчиняется привычной расшифровке "действенным анализом" и не предполагает психологических мотивов. Театр "За Черной речкой" в спектакле "Чего тебе надобно, старче", мастерски, мягко и поэтично сыгранном Ефимом Каменецким и молодыми артистами, все-таки обытовляет странную интеллектуальную эксцентриаду эстонского автора Яана Тятте. Алексей Левинский при постановке "Дисморфомании" Владимира Сорокина (московская студия "Театр") отказался и от первого, психиатрического акта жуткой пьесы, и от постмодернистской серьезности манипуляций с шекспировским текстом. Режиссер показал нам забавный пример "психодрамы": после биомеханической разминки доктор, отличающийся невыраженным садизмом, ставит со своими пациентами "лечебный" спектакль, который постепенно, сцена за сценой, теряет осмысленность, превращается в рэп-скороговорку, сводится к повторам навязчивых идей и заканчивается выкрикиванием несвязных слогов. Комическая игра большинства актеров амортизирует катастрофический "медицинско-театральный" удар.
       Смягчение жанра — явная сегодняшняя тенденция, а десять лет назад студийные театры как раз отличались экстремизмом интонации. Теперь даже Рабле кажется им слишком грубым и подвергается адаптации, "Игра о Панурге и Пантагрюэле" московской студии "Переулок" похожа на какой-нибудь 300-й спектакль Малого театра, поставленный по пьесе Островского. Да и в целом студийный театр на "Параде" часто казался привычнее академического.
       Исключением из утешительно-оптимистического течения студийных спектаклей стал "Оркестр" Небольшого драматического театра. Пожалуй, это единственная постановка, которая шокировала. Режиссер Лев Эренбург включился в вечный спор о том, возможен ли гротеск в психологическом театре, и доказал, что "да". Он поставил пьесу Жана Ануя в жанре гиньоля, почти неизвестном на русской сцене и столкнул средневековый натурализм с абсурдом середины ХХ века.
       Однако в целом "Рождественский парад" прошел спокойно, без возмущений, а значит, вопрос о том, есть ли в Петербурге авангард, остается открытым.
       НИКОЛАЙ ПЕСОЧИНСКИЙ