В минувшее воскресенье завершился Тринадцатый Международный фестиваль современной музыки "Звуковые пути".
Фестиваль длился, как обычно, неделю; как обычно, случилось множество первых исполнений отечественной музыки и российских премьер западной музыки. В первом же концерте Молодежный камерный хор и солисты оркестра Капеллы под управлением Аркадия Штейнлухта исполнили Rothko Chapel Мортона Фелдмана (Morton Feldman). Получасовая композиция — что совсем немного для этого американского минималиста — заворожила мощной статикой, нарочитой алогичностью и метамузыкальностью. Среди открытий — 22-летний аккордеонист Сергей Чирков (уже, впрочем, выступавший на прошлых "Путях"). Он играл виртуозные и глубокие пьесы Лючано Берио (Luciano Berio) и Софии Губайдулиной как зрелый мастер, уже сегодня не уступающий масштабом ведущему российскому аккордеонисту Фридриху Липсу.
Самым экзотичным на фестивале оказалось швейцарское Kontra Trio — контрабас-флейта (Мадлен Бишоф, Madeleine Bischof), контрабас-саксофон (Томас Мейер, Thomas Meyer) и туба (Марк Унтернеэр, Mark Unternaeher). Но и эти роскошные инструменты производили преимущественно "продвинутые" звуки и почти не говорили собственными подземными голосами — за исключением пьесы Ханса-Йоахима Хеспоса (hansjoachimhespos). Впрочем, можно утешаться тем, что в тот момент это наверняка были единственные контрабас-флейта и контрабас-саксофон на территории СНГ.
Хорошо был задуман заключительный концерт "Памяти Верди", приуроченный к 100-летию со дня его смерти. Сабрие Бекирова дирижировала технически совершенно и с каким-то звериным музыкальным чутьем. Но и здесь композиторы (за исключением остроумной "Gottesdaemmerung" Александра Радвиловича, а также простой и броской "P.S. Verdi" Софьи Левковской (электронная версия)), остались в рамках почти казенной среднеевропейской стилистики.
Мы, понятно, бедные. Играть новую музыку у нас часто не на чем, всегда не за что и, стало быть, почти некому. Даже в лучшие времена на "Звуковые пути" заезжали в основном знакомые бессменного руководителя фестиваля Александра Радвиловича. Контакты его на Западе весьма широки, но все же ограниченны, что все сильнее чувствуется в последние годы. К тому же локальный масштаб фестиваля подчеркивается его немецко-швейцарской ориентацией. Спасибо Гете-Институту и Фонду Pro Helvetia за то, что охотно возят сюда музыкантов своих стран — но когда, наконец, мы услышим превосходные итальянские, французские или, скажем, скандинавские ансамбли?
"Публика хочет сначала понимать и лишь затем воспринимать",— сказал Кокто (Jean Cocteau). Не считаться с этой вредной привычкой невозможно. Потому что дальше на концертах будет не по 50, а по 30 человек, а денег на фестиваль дадут еще меньше. И должного уровня исполнения не будет. Тогда как у музыки, сложной для игры и восприятия, шанс выжить один — сделаться художественным событием.
Тем более что именно такую музыку положил в основу фестиваля Александр Радвилович. Подход благородный и вполне в духе Сартрова (Jean-Paul Sartre) "действия без надежды на успех". Героизм устроителей растет по мере того, как все более очевидным становится отсутствие у них сколько-нибудь внятных внемузыкальных идей. Остается ощущение толстого немытого стекла, сквозь которое смотри не смотри гадательно, а мало что различишь. Значительная часть "Звуковых путей" течет одним большим и унылым произведением. Живо припоминается музыка съездов и пленумов советских композиторов. Авангард давно стал столь же однородным и по сути конформистским.
БОРИС ФИЛАНОВСКИЙ