В Музее-квартире И.И.Бродского открылась выставка художника Василия Братанюка "Балет". Просто "Балет".
"Выпускник Российской академии художеств, Василий Братанюк посвятил свое творчество постижению красоты классического танца", — сообщает пресс-релиз. И таким покоем веет от этой уютной фразы, что сразу становится интересно представить себе жизнь, посвященную постижению красоты. Представить, как художник Братанюк с размеренностью буддистского отшельника встает по утрам и садится постигать красоту, затем завтракает, съев немного риса, подметает, допустим, свою хижину, опять садится постигать. Причем, конечно, все это происходит где-нибудь во глубине тибетских руд. А раз в месяц с Большой земли прилетает вертолет и сбрасывает еду и конверт со свежими балетными открытками. Однажды петербургские художники открыли большую выставку балета их глазами. Полную новорожденного изумления человека, пролиставшего иллюстрированные балетные книжки, подшивку журнала "Балет" и наборы открыток, и оставшегося в полной уверенности, что вся эта продукция была отпечатана тиражом 1 экз. и больше ее никто не видел. К середине экспозиции можно было понемногу согласиться, чтобы тебя держали за дурачка, и неловко делалось только тогда, когда художник в пределах одной рамы совмещал переложенную маслом фотку из монографии о Галине Улановой (1950-е) с фоткой из книжки про Ирину Колпакову (1980-е): артистическую гримуборную сталинской примы — с аскетичным функциональным репетиционным залом, сценический костюм Джульетты — с униформой. Очевидно, что петербургские художники в массе своей балет не любят и не знают.
Точнее — балет для них не собственно балет, а нечто иное. Танец и танцовщиц рисуют, можно сказать, неистово — как Медного всадника, иглу Адмиралтейства или гранитный шар с набережной. Открытка, останавливающая движение, превращает танец в позу, на картине, срисованной с открытки, поза превращается в застывшую на века архитектурную достопримечательность. Балет в глазах художников — этнографическое искусство. Линия балетного арабеска так же с руки Петербургу, как и горизонтальный контур набережной; какой же русский не любит 32 фуэте, и недаром силуэт Галины Улановой в пачке белого лебедя украшает западную рекламу русской водки. В этом смысле питерские художники являются полноправными делегатами, голосом широких зрительских и потребительских масс.
"Балет" Василия Братанюка, вопреки традициям, в основном срисован с натуры. Тем не менее танцовщицы мешают ему ровно тем же, чем и большинству питерских художников: движением. Художнику Братанюку они больше нравятся тогда, когда позируют, облокотясь на рояль, сидят на полу, завязывают тесемки, отдыхают, вытянув ноги, ждут собственного выхода в кулисах, разглядывая танцующих коллег, естественно, невидимых тому, кто смотрит на картину. Маленькая выставка, поселенная в комнату музея-квартиры, содержит мощный вуайеристский заряд: всю дорогу посетитель подсматривает за теми, кто подсматривает. Пресс-релиз напрасно обвиняет художника в "неуемной фантазии", фантазия мастера вполне уемна. Когда он решает-таки нарисовать танец, в его распластанной в прыжке Ульяне Лопаткиной с понятным и приятным чувством стабильности мира узнаешь известную фотографию.
Эта выставка не обладает никакой живописной ценностью кроме той, которую можно прописать на этикетке какой-нибудь полусувенирной "Лавки художника". Но ее стоило бы назвать "Балетоман". И тогда все встанет на свои места. Балетоман Братанюк. Увлеченно коллекционирующий открытки и книги. Впервые прорвавшийся сквозь вахты, охранников, рогатки, бюро пропусков, которыми отгораживаются таланты от поклонников. Впервые допущенный в святая святых — на балетную кухню репетиций, за кулисы. Как и всякий балетоман, рассматривающий некрасивое и завораживающее постороннего балетное производство в обморочном благоговении: сползающие гетры и разбитые атласные туфли (грязные пятна затерты мелом), дрожащие от напряжения мышцы, вздувшиеся вены, грубый вблизи грим, фольгу и стекляшки, пот, ящики с канифолью, мокрые волосы. И тогда официально модная в советское время и уже тогда мертвая мазня "под Коровина", которой держится Братанюк, становится простым человеческим, индивидуально сентиментальным балетоманским взглядом сквозь умиленную слезу: контур дрожит и расплывается, цветовые пятна плывут. Мои богини, что вы, где вы? Эту выставку хочется, сев к компьютеру, убить, убить, убить, но рука не поднимается. Из балетоманов иногда вырастают балетные критики. Хотя, как правило, столь же плохие, сколь и художники.
ЮЛИЯ ЯКОВЛЕВА
Выставка продлится до 20 ноября