Фестиваль старинной музыки устроил петербургской публике очередной сюрприз. В Шереметевском дворце миланская арфистка Мара Галасси (Mara Galassi) играла на невиданном и неслыханном здесь инструменте. Это была "двойная" арфа, копия римского инструмента 1630 года, украшавшего салон семейства меценатов Барберини.
Барочная арфа не только обходится без привязанных в XIX веке педалей, но и вместо обычного одного ряда разноцветных струн предлагает исполнителю целых три. Оказывается запускать руки в гриву палисандрового Пегаса не в пример эффективнее, чем его постоянно пришпоривать.
Благодаря Маре Галасси публика могла убедиться, что разговоры о скромных возможностях арфы, подогревавшие в течение трех столетий интерес конструкторов, проистекали лишь от отсутствия интереса со стороны исполнителей. А подопечная не нуждается ни в перевоспитании, ни в реабилитации.
География и история музыки, звучавшей на концерте, оказалась столь же густа, как и комплект струн, хотя репертуар был ограничен ранним итальянским барокко — музыкой, почти не звучащей в Петербурге. Внушительный список авторов, из которого глаз неспециалиста выхватывал разве что Фрескобальди (Frescobaldi), Кабесона (Cabezon) и Джезуальдо (Gesualdo), мог быть легко продолжен. Но с первых же звуков все надеявшиеся на легкость усвоения этой музыки были разочарованы. Суровое, жестко и архаично звучащее тьенто работавшего при неаполитанском дворе испанца Кабесона подводило черту под Ренессансом и предваряло звуковые иллюминации Италии рубежа XVI-XVII веков.
Несмотря на то, что отыгравшие струны не заглушались и не похищали естественную прелесть арфового "сфумматто" (дымки), все исполнительские детали, в особенности фразировка и невероятное пиано, только на арфе дающее такой эффект отдаления, складывались в единую картину. Однако зыбкость итальянских гальярд и канцон была чем-то сродни эстетике съемки любительской камерой, когда пульсирующий объект, вместо того, чтобы кокетливо красоваться, сам обволакивает зрителя. Гармонические же сочетания той эпохи исполнены таких новшеств, что золотой век арфы до сих пор кажется более вызывающим, чем ностальгическим.
Лучшая похвала исполнителю на вновь обретенном инструменте, которую заслуживает Мара Галасси, это не признание за арфой права на существование, а признание за каталогизированной музыкой права на неизвестность.
НИКИТА СПАССКИЙ