Сегодня в Лас-Вегасе откроется музей, на фасаде которого будет написано "Эрмитаж-Гуггенхайм", а внутри — "Гуггенхайм-Эрмитаж". Первая совместная выставка музеев-гигантов "Великие картины и великие коллекционеры" — работы импрессионистов и постимпрессионистов из обоих собраний. С директором Эрмитажа МИХАИЛОМ ПИОТРОВСКИМ встретилась обозреватель Ъ КИРА ДОЛИНИНА.
— Не страшно везти в Америку эрмитажные шедевры?
— Первая дата открытия была назначена на 13 сентября, и ее перенесли просто потому, что не хотели открывать недостроенные залы. Хороши бы мы были, открывшись тогда. Сейчас уже не так страшно. Во-первых, вещи чаще подвергаются нападениям там, где живут, а не при переездах. Во-вторых, сегодняшняя система безопасности работает гораздо лучше, чем до событий 11 сентября. Конечно, мы всегда боимся, но полагаем, что у нас нет оснований не выполнять наши обязательства. Я часто ссылаюсь на свое "социалистическое воспитание". "Почему Лас-Вегас?" — "несем культуру в массы". Сегодня сработал второй принцип — "солидарность". В какой-то мере это стало политической акцией.
— Пришлось ли изменять договор после 11 сентября? — Нет, там существуют государственные гарантии: защиты от ареста и возврата вещей. На всякий случай мы проверили в госдепартаменте, действуют ли они, если страна находится в состоянии войны. Нам подтвердили, что все остается в силе.
— Чем продиктован выбор сюжета первой выставки?
— Нам надо начинать с блокбастеров, с популярных шедевров. Искусство импрессионистов и постимпрессионистов наиболее модно у публики. Идея нашего союза с фондом Гуггенхайма — вместе показывать коллекции. Отсюда родился сюжет о коллекционерах: оба музея основаны на частных собраниях. Мы представляем четырех коллекционеров: наших Сергея Щукина и Ивана Морозова и их — династию Гуггенхаймов и Жюстина Таннхаузера.
— Кто генерирует идеи в вашем альянсе?
— Идеи общие. Как правило, исходят из Эрмитажа, но сильно преображаются Гуггенхаймом. Мы встречаемся с его директором Томасом Кренцем примерно раз в месяц. Идея следующей выставки — о "развлечениях" — была очень академичной, о старом искусстве, от "Лютниста" Караваджо. Они сначала восприняли ее кисло, но потом предложили довести тему до конца XX века, до Джефа Кунса. Получается оригинально.
— Ваш договор с Гуггенхаймом предполагает разностороннее сотрудничество. Почему начали с Лас-Вегаса?
— Начали с консультаций по музейному комплексу Главного штаба, которые скоро должны преобразиться в технико-экономическое обоснование. Хотя скоро в случае работы с гениальным архитектором Ремом Кулхаасом и Френком Герри — понятие относительное. По Главному штабу идет постоянная работа, мы уже планируем выставку Раушенберга. Второй наш проект — интернет. Мы работаем над виртуальными выставками. Это очень интересный для нас проект.
— Это коммерческий проект?
— Посмотрим. Все наши начинания с Гуггенхаймом, музеем тоже безденежным, рассчитаны на совместное зарабатывание денег. Но пока мы, как люди советские, подстраховываемся и просим деньги вперед, в счет будущих доходов. В Лас-Вегасе мы также получаем обычные для нашего музея компенсации.
— Вы сказали о заранее оговоренной сумме компенсации за Лас-Вегас. А если доходы будут больше ожидаемых?
— Мы уверены, что Эрмитаж получит не менее $1 млн. Но в зависимости от успешности проекта будет меняться и сумма компенсации. Все деньги, которые мы заработаем на проектах с Гуггенхаймом, пойдут на реконструкцию Главного штаба.
— Какая сумма нужна на Главный штаб?
— $150 млн. Понятно, что в Лас-Вегасе мы столько не заработаем. Но как только зашел разговор о Лас-Вегасе, на наши просьбы о деньгах стали смотреть по-другому. Всемирный банк, например. То есть, если у нас постоянно будут собственные деньги на Главный штаб, нам будет гораздо легче найти остальное. Это закон фондрайзинга — нищему дают очень мало, богатый может получить громадные суммы.
— Вы уверены, что в Лас-Вегасе, вся инфраструктура которого рассчитана на то, чтобы деньги оставались в казино, люди будут платить по $15 за вход на выставку?
— Этот город очень меняется. Считается, что есть три этапа развития Лас-Вегаса: мафиозный, игорно-туристический и культурно-развлекательный. Для нас был важен опыт галереи Стива Вина в отеле-казино Bellagio, которая оказалась очень доходной. Сегодня Лас-Вегас — это место, куда приезжают на несколько дней, почти всегда с семьями. Время проводят в отелях, банях и бассейнах, кафе, на аттракционах, гуляя по всем этим липовым египтам, парижам, римам. В отеле Venetian, в котором находится "Эрмитаж-Гуггенхайм", чтобы прокатиться 300 метров на гондоле под искусственным небом, записываются заранее и платят около $30. На всем этом зарабатываются большие деньги, и игорный бизнес играет все меньшую роль в экономике города.
— Какую публику вы ждете?
— Люди приезжают туда потратить деньги на развлечения. Музей будет еще одним развлечением. Публика готова к этому. Я специально ходил в галерею Вина смотреть, как люди смотрят на картины. Хорошо смотрят, подолгу, внимательно слушают пояснения. В Лас-Вегасе играют домохозяйки. Они и пойдут в музей. Это, а не Нью-Йорк, настоящая средняя Америка. В общем, это вполне нормальная аудитория, и аудитория свежая, потому что многие в музеи прежде не ходили.
— Помещения в Лас-Вегасе оформил для вас самый радикальный архитектор 90-х — Рэм Кулхаас. Не боитесь отпугнуть консервативных американцев?
— Мне комфортно работать с Кулхаасом. Он человек достаточно своеобразный и больше живет в бумажной архитектуре, он капризен. Но в Лас-Вегасе он оказывается носителем европейской традиции, которая противостоит этому Диснейленду. Его коричневые стальные стены выглядят достаточно радикально, но все остальное — пол из особых пород дерева, пропорции — изыски скорее снобистские, чем радикальные. Нам там удобно. А то, что это непохоже на окружение,— это принципиально. Мы в грандиозную подделку вносим подлинные вещи. Об этом много говорит Кулхаас. Сейчас это очень актуально — в виртуальной реальности особое значение приобретают подлинные вещи.
— Лас-Вегас считается самым постмодернистским проектом современной цивилизации — сплошные цитаты. Для американцев этот мир более комфортен, чем настоящий: в нарисованной Венеции вода не воняет, ноги не мокнут, итальянцы не кричат. Авангардная архитектура Кулхааса здесь инородное тело. А Эрмитаж со своим подлинным, но старым искусством — медиатор. Это ведь не очень привычно для Эрмитажа, предпочитающего быть главным?
— Мне это интересно. Мы готовы сыграть в эту постмодернистскую игру, посмотреть, как наши коллекции будут во всем этом существовать. Конечно, однажды мы привезем сюда венецианскую живопись, подлинный Веронезе будет висеть рядом с ужасающим псевдо-Веронезе отеля. Это рискованный, но интересный историко-культурный эксперимент. Эрмитаж оказался на острие моды. Недаром этот проект вызывает такой интерес. Сначала все кривились, теперь почти никто. Директор Метрополитен-музея тоже сначала снисходительно улыбался, а потом устроил в Лас-Вегасе музейный магазин.
— Томас Кренц — музейный радикал, вы — подчеркнуто консервативны. Гуггенхайм — музейная машина с кучей филиалов, Эрмитаж — прежде всего хранилище. Гуггенхайм — музей нового искусства, Эрмитаж — старого. Что вас объединяет?
— В этом и прелесть нашего союза. У нас с Кренцем разный менталитет — отсюда столь непохожие проекты. Сам впервые увидев Лас-Вегас, он загорелся, уговорил меня съездить и на месте все посмотреть. Только он смог меня убедить, хотя предложений из Лас-Вегаса поступало до этого множество. Про Кренца говорят, что он бизнесмен, который не ценит никаких традиций и превращает искусство в бизнес. Нет, он применяет принципы бизнеса к уже идущей коммерческой жизни искусства. Если все музеи все равно торгуют, то не лучше ли торговать по правилам, чем каждый раз придумывать свое. Скорее всего, мы и без Кренца делали бы что-то похожее, но всегда имеет смысл работать с лучшими специалистами.