Август 1991-го сегодня напоминает какой-то удивительно счастливый праздник, типа - свадьба, закончившаяся по российскому обычаю невероятной пьянкой с все более недружным пением, приставанием к чужим женам, дракой до крови и оглушительным похмельем. Эдакий скверный анекдот по Достоевскому. Причин такого отношению ко Дню флага - несколько.
Во-первых, сам исторический срок — десятилетие. Настоящей остраненности, пассеистической ностальгии за такое время выработаться не могло. Никто не мурлыкает под нос Вику Цыганову, не создает римейки "Ален Делон не пьет одеколон", не перечитывает взахлеб "Золото партии" Игоря Бунича. Время Вилли Токарева, Михаила Звездинского, раннего Газманова, "чернухи" на экранах и Ирины Одоевцевой в толстых журналах. Вспомните вкус спирта "Рояль" и кооперативного "Амаретто" — дрожь пробирает! А куда более мрачные андроповские годы с "Преферансом по пятницам", кофейком в "Сайгоне" и "Экстрой" под сырок уже вполне можно поэтизировать — исполнились времена.
"За что боролись, на то и напоролись" — еще одна причина не предаваться восторгам. После битвы поле боя принадлежит мародерам. Август завершил начатую Горбачевым "революцию третьих секретарей". Аппаратчики формации Геннадия Селезнева и Геннадия Янаева, безнадежно застрявшие к сорока годам в комсомоле или на инструкторских должностях, принялись теснить поколение фронтовиков, с хрущовского времени управлявшего страной.
К наступившему после августа хаосу лучше всего приспособились те, кто уже имел опыт стайной жизни и навык обходить расставленные государством вешки — кому в прежние годы угрожали статьи УК за валютные операции, спекуляцию в особо крупных размерах и незаконный промысел. Нравы и обыкновения этого поколения победителей за последние десять лет успели изрядно намозолить глаза современникам.
Спартанский обычай уничтожать стариков хоть и находил последователей в России (писал же юный Маяковский "стар — убивать. На пепельницы черепа"), все же не стал народной традицией. Между тем в новой постсоветской цивилизации проигравшими оказались старшие, выиграли - молодые. Очевидная потерянность отцов и дедов, их нараставшая ностальгия по доброму старому времени не могла не смущать и более счастливых детей и внуков. Конечно, жалобы шестидесятников отчасти напоминали монологи чеховского Фирса из "Вишневого сада" о "несчастье" (им он считал освобождение крестьян).
Словом, как кажется теперь большинству, история начиналась красиво, а закончилась - не очень. Но удивительная особенность исторических событий — то, что их восприятие порой решительно меняется с позиции времени и наблюдателя. А в том что август 1991 года — историческая дата, сомнений нет.
Оставим в стороне видимые достижения — возможность вкушать сыр камамбер, выбирать между "Маздой" и "Рено", Хорватией и Критом, покупкой комнаты в Колпино и квартиры на Захарьевской. Подумаем о том, что вполне могло произойти, но не случилось. Побоище на Исаакиевской, показательный расстрел победителями-десантниками Собчака и Александра Беляева перед камерами "600 секунд". Герои "Альфы" после взятия Белого дома (коллективная фотография в "Правде"). Обмен ядерными ударами с Украиной. Ельцин бежит в Свердловск, провозглашение Уральской республики, гражданская война. Как подумаешь: не хочется ни благоденствующего Китая с его Тяньаньмынь, ни Сербии, избавившейся от Милошевича после десятилетнего кровопролития.
Французы не сразу стали отмечать день взятия Бастилии: были ведь и реставрация, и Луи-Филипп, и Наполеон III. Пройдет время, и молодежь иных веков затянет "Скованные одной цепью", "Полковник Васин прибыл на фронт " и "Твой папа — фашист". А перед Белым домом воодрузят-таки бронзового Ельцина, стоящего на танке майора Евдокимова. Надо переждать.