В пятницу по дороге на Выборгский кинофестиваль "Окно в Европу", председателем жюри и оргкомитета которого он был многие годы, скоропостижно скончался известный кинорежиссер, народный артист СССР, лауреат Государственной и Ленинской премий СССР Станислав Иосифович Ростоцкий.
Столь же образцовой для поколения старших шестидесятников-фронтовиков, поколения Окуджавы и Самойлова, была жизнь Ростоцкого. Родившийся в 1922 году, 14-летний Ростоцкий снялся в "смытом" по велению Сталина фильме Сергея Эйзенштейна "Бежин луг", после чего заболел кинематографом. Он был готов "чистить Эйзенштейну ботинки, бегать в магазин и мыть посуду, если он за это будет его учить". Величайший эрудит своего времени посоветовал мальчику для начала изучить целый список сюжетов от музыки Дебюсси и Равеля до японской живописи и скульптуры. И следуя этим наказам, Ростоцкий оказался накануне войны в одном из недобитых "большим террором" интеллектуальных центров СССР — Институте философии и литературы. Из аудиторий легендарного ИФЛИ вышли многие блестящие поэты, большей частью павшие на войне. Время переплавило революционный романтизм ифлийцев в горький романтизм "лейтенантской прозы" и "лейтенантского кинематографа", внесших гуманистическую ноту в официальный миф о войне. Хотя Ростоцкий, комиссованный еще в 1940 году и бежавший в 1943 году из запасной части на фронт, завершил войну после тяжелого ранения гвардии рядовым, он был образцовым кинолейтенантом. Его "Майские звезды" (1959), "На семи ветрах" (1962, сценарий написан в соавторстве с Александром Галичем) и, конечно, "А зори здесь тихие..." (1972) опасно приблизились к глубоко чуждому советской культуре пацифизму. Дорогого стоит тот факт, что в 1989 году в уже вырвавшейся из соцлагеря Чехословакии состоялась триумфальная повторная премьера "Майких звезд".
Будучи вполне официальным режиссером, Ростоцкий с эстетической точки зрения представлял умеренную линию советской "новой волны". С идейной — не запятнал себя ни "киноленинианой", ни фильмами холодной войны. Попытка (по велению сердца) откликнуться на хрущевские планы реорганизации загнивающего сельского хозяйства обернулась неприятностями. Дебютный фильм "Земля и люди" (1956) и "Дело было в Пенькове" (1958, фильм, сделавший звездой Вячеслава Тихонова) подверглись гневным упрекам в клевете на колхозную действительность. Характерно для эпохи, что среди прочего режиссер был обвинен в аморальности за использование песни про огни на улицах Саратова и развратную любовь к женатому.
Самое точное определение, приложимое к его творчеству,— увы, весьма расплывчато: гуманистическое. Ценность жизни и любви — главное в его фильмах. Он был одним из пионеров школьной драмы, которая расцвела в эпоху застоя, выражая разочарование шестидесятников в реальности и перенос всех их надежд на будущие поколения ("Доживем до понедельника", 1968). В 1977 году он стал таким же пионером, как сказали бы нынче, экологической темы, сняв трагически-сентиментальный фильм о собаке "Белый Бим, Черное Ухо" по повести Гавриила Троепольского.
Ростоцкий работал с большими перерывами, на глухом рубеже 1970-1980-х снял два фильма под псевдонимом С. Степанов ("Профессия — актер" и "Эскадрон гусар летучих"). Последние девять лет не снимал вообще, посвящая время "Окну в Европу" и рыбалке, за страсть к которой был когда-то награжден почетным знаком "За развитие рыбного хозяйства России".
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ