Завершился эрмитажный проект "Tuba mirum", в ходе которого Большой двор Зимнего дворца дебютировал в качестве концертного зала. Внимание масс-медиа и силы устроителей были брошены на его торжественное открытие с участием Кшиштофа Пендерецкого (Krzysztof Penderecki) и его оратории "Семь врат Иерусалима" (Ъ писал об этом). Зато литовскому дирижеру Саулюсу Сондецкису (Saulius Sondeckis) и Девятой симфонии Бетховена в минувшую пятницу больше повезло с погодой, а сам концерт больше походил на концерт, чем на акцию. С подробностями корреспондент Ъ ЕЛЕНА СЕМЕНОВА.
Саулюс Сондецкис, объединивший на подиуме два своих оркестра: Литовский камерный и Эрмитажную камерату, добился от сводного коллектива целеустремленности, гибкости и красоты звучания. Обещанный гигантский состав на деле оказался лишь большим симфоническим оркестром. На открытом воздухе толща струнных даже с подзвучкой оказалось недостаточно толстой, далекие соли валторны еле угадывались, и лишь литавры раскатами во весь голос напоминали о своем ритуальном прошлом. Монументальная партитура неслась от бурного аллегро, полного мрачного величия и ораторской риторики, через колкое стремительное скерцо к роскошной медленной части, где, забыв о борьбе и героизме, затаенные мелодии неспешно расцветали в неге многослойной певучей фактуры. Огромная пауза, выдержанная между инструментальными частями и финалом, потребовавшаяся для выхода хора и солистов, невольно расколола цикл на две части. Концептуальный финал с призывом к миллионам обняться и возрадоваться обособился в мощный восклицательный знак. Задачу, обозначенную композитором в набросках симфонии — "Сегодня праздник, и надо непременно ознаменовать его пением и танцами" — тема радости выполнила сполна. Участие "Монтеверди-хора" из Гамбурга обеспечивало должный немецкий акцент в оде Шиллера, цементируя интернациональный хор и компенсировало разноязычие квартета солистов, где к мариинским звездам Татьяне Павловской, Марианне Тарасовой, Ильдару Абдразакову добавился литовский тенор Аудрюс Рубяжюс (Audrius Rubisius).
Хотя концерт закончился к полуночи, двор был полон. Любопытство прохожих и манящие открытые ворота не единственное тому объяснение. Оказалось, что двор — идеальное пространство для променад-концерта, демократичного жанра, который давно искушает такие серьезные концертные организации, как Филармония и Мариинский театр. В 1992 году Мариинка, следуя примеру лондонского Альберт-холла, решила устраивать "променады", чтобы привлечь непоседливых слушателей. В театре убрали партер, и публике предлагалось слушать музыку в незафиксированном состоянии. Но непринужденно прогуливаться за спиной Гергиева-творящего рисковали немногие, и паркет под ногами смельчаков бестактно скрипел, так что вскоре приставка "променад" обозначала лишь доступную цену билета.
Летний променад в Зимнем возможен как жанр — замкнутое каре дворца способно стать особым концертным залом с сидячими, стоячими и прогулочными местами. Сквер в центре служит естественной декорацией, разделяющей эти категории, он отсекает шум толпы от сцены, но, к сожалению, и музыку от части слушателей. "Прогулочные" места не должны что-то стоить, пока Эрмитаж не сможет достойно озвучивать это пространство. А пока что лишь ласточки, вплетавшие свои крики в оркестровое звучание, не испытывали проблем со слышимостью своих партий. Удивительно, но они звучали в бетховенском ре-мажоре.