Болл хотя бы получал удовольствие от самого процесса сочинительства. Но зачем взялся за перо хороший художник Василий Голубев, прославившийся в свое время "Митьками, отправляющими Брежнева в Афганистан"? Три митькующих героя с неаппетитными прозвищами Громяка, Торчила и Лесник создают "Клуб застенчивых антисемитов" и попадают в сети гэбэшника Внемлигласова, коллекционирующего заговоры. Безусловно, тема провокации витает в воздухе современной России, а карликовые подпольщики используются вполне серьезными силами втемную. Но помимо того, что философствования героев неудобоваримы, от сюжета остается ощущение неловкости. Герои-то действительно антисемиты, толкающие известную теорию о том, что юдофобство выгодно евреям, а фашизм — антифашистам. Остается надеяться, что это неудачная пародия на бездарных "патриотов".
После этого сборник стихов 31-летнего Дмитрия Голынко-Вольфсона "Директория" берешь в руки с опаской. Его диссертация о русском постмодерне, его статьи и выступления имеют свойство доводить самых уравновешенных гуманитариев до истерики. Господин Голынко дразнит их, нанизывая загадочные термины, которые "носят" в Париже и Нью-Йорке. Но страсть к "вумным" словам идет на пользу его изящным, симпатичным в своем нарциссизме, откровенно игровым и, порой, неожиданно лиричным стихам. "Всеимперская секта скопцов снабдила ее спецзаданьем — // возмутить батальоны солдаток и массированным ударом // занять Мавзолей, Телеграф и Летний дворец Тирана, // перебить все амфоры и кратеры в покоях парадных, // тиару и кнастер его сжечь, разорвать фартук... - // но контрразведка взломала конспиративного файла // пароль — заговорщикам не потрафило — операция провалилась, // и аресты пошли санкционированным ливнем". Во всяком случае, это в большей степени поэзия, чем рифмованная начинка солидных литературных журналов.
Господа Болл, Голубев и Голынко могли бы стать персонажами романа Маруси Климовой (то, что это псевдоним переводчицы Татьяны Кондратович — секрет Полишенеля) "Белокурые бестии". Интонационно и сюжетно книга продолжает ее романы "Голубая кровь" и "Домик в Буа-Коломб". Альтер-эго автора, переводчица Маруся плывет по жизни, окруженная десятками нелепых, самовлюбленных, трогательных и откровенно безумных персонажей. Госпожа Климова, чей писательский дар мужает на глазах, обладает талантом увидеть в человеке (или городе) и — с тонко сыгранной наивностью — донести до читателя самую красноречивую деталь. Ее обвиняют в человеконенавистничестве, но взгляд ее добр. Окинув им петербургский культурный ландшафт, она искренне удивляется обилию городских сумасшедших, а вслед за ней удивляется и прозревший читатель. В 1920-х Константин Вагинов, которому Маруся Климова наследует, создал комедию масок, под которыми скрывались интеллектуальные монстры тех лет. Госпожа Климова скрывает под прозрачными псевдонимами многих культур-героев. Тележурналист Василий Тургенев ведет передачу "Му-му" и заставляет всех героев прощаться со зрителями этим словечком. Артист оригинального жанра Светик, переодевающийся Гитлером и Марлен Дитрих, сжигает в наркотическом трансе квартиру дочки московского магната, пригласившей его как дизайнера, оставаясь при этом целым и невредимым. В Академии мировой музыки слепого композитора Руслана все инструменты "либо сломаны, либо полностью расстроены, либо неукомплектованы". Через полвека книга станет лакомым кусочком для комментаторов, которые всех перепутают.
Стихи господина Голынко и проза госпожи Климовой — исключения из правила торжествующего дилетантизма, поразившего Петербург. Тем приятнее, что есть авторы, делающие дело, которому обучены. Профанация исторической науки, низведение ее до уровня бульварного детектива заставляет шарахаться от полок, уставленных томами, в заглавиях которых непременно присутствуют "загадки", "тайны" и "трагедии". На их фоне рискует затеряться увлекательная и очень серьезная книга Виктора Савченко "Авантюристы гражданской войны": 14 биографий как известных (Блюмкин, Муравьев, Дыбенко), так и практически неведомых (Сокира-Яхонтов, Коцур, Струк) персонажей. Прочитав ее, на авантюристов наших дней смотришь с жалостью: "Да, были люди в наше время, ... богатыри, не вы". Гражданская война предстает кровавой сказкой, эпохой, когда возможно все. Ученица Родена, офицер французской армии Маруся Никифорова во главе анархистской конницы. Свихнувшийся атаман Божко, который настолько вжился в мифологию Запорожской сечи, что "писал гусиным пером, приказал всем казакам брить головы, отращивать осэлэдэць и длинные висячие усы". Котовский и петлюровский генерал Юрко Тютюнник, азартно играющие самих себя в фильмах Одесской киностудии. Автор недаром берет слова "красные" и "белые" в кавычки. Идеологическими причинами невозможно объяснить метания героев из одного лагеря в другой. Атаман Волох, например, переходил с одной стороны баррикад на другую чуть ли ни ежемесячно. Приятно и то, что господин Савченко никогда не впадает в публицистическую риторику, не идеализирует и не демонизирует ни одну из сторон в гражданской войне: все хороши. Сам он — автор ангажированный, пылкий патриот самостийности. Но это только на пользу книге: именно Украина была в те годы самым диким полем, которое непрестанно делили между собой самые фантастические полевые командиры. Надо надеяться, что последует продолжение. Упоминание иных авантюристов в примечаниях уже заставляет предвкушать его: "белый" каратель Станислас-Мария Бей-Булах-Балахович, погибший от рук гестаповцев как герой польского Сопротивления; претендент на украинский престол Высыль-Вильгельм фон Габсбург-Вышываный, умученный СМЕРШем; основатель первого в России Союза журналистов Борис Ржевский-Раевский, двойной агент и покровитель Мишки Япончика, изрешеченный пулями на одесской улице. Книга господина Савченко напоминает, что искать в истории "загадки" скучно. Она сама — лучший из романов.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ