Юрий Темирканов с оркестром ЗКР (заслуженный коллектив России) отыграли в Большом зале Филармонии концерт, объединивший в своей программе французскую классику XIX века и русскую XX века. На концерте побывал ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Ожидалось, что камерные "Гробница Куперена" Равеля и Первый виолончельный концерт Сен-Санса в первом отделении разогреют испытанных филармонических слушателей для главного события концерта — Пятой симфонии Прокофьева, образца массивного и настойчивого советского позитивизма в звуках, музыки солидной и неторопливой, но при этом интенсивной и красочной. Эта симфония — один из примеров ударного выполнения партийного заказа обезоруживающе гениальными средствами, отчего каждое ее исполнение заманивает в зал отнюдь не только любителей соц-арта, но и простых меломанов. Таких на этот раз набралось раза в полтора больше, чем мог вместить Большой зал.
Вопреки замыслам устроителей самые эффектные события вечера произошли до антракта. Изысканная вещица Равеля — неоклассицистская оркестровая сюита с танцами-стилизациями французского рококо — далась господину Темирканову неожиданно легко и непринужденно. Словно он со школьной скамьи танцует менуэты и ригодоны. Маэстро заметно упивался красотами производимого им же музыкального продукта, упоенно жестикулировал и едва не выделывал соответствующие танцевальные па. Может быть, именно эта дирижерская хореография отозвалась у оркестрантов каллиграфической выделкой каждой мелодической виньетки.
Еще одна французская музыка с чертами "вещицы" — виолончельный концерт Сен-Санса — удалась именитому солисту Александру Рудину с еще большей легкостью, отчего безупречное совершенство исполнения показалось даже пресноватым. То есть настолько хорошо, что от этого уже становилось нехорошо. В принципе, незамысловатая лирика Сен-Санса не побуждает к оригинальности интерпретаций и служит хорошей школой инструментальной "техники чувствительности". Но от музыканта, владеющего ею в совершенстве, ожидаешь чего-то большего — свежего, непредсказуемого или даже парадоксального. Этого в игре Александра Рудина замечено не было.
Прокофьев у Темирканова вышел тоже хрестоматийно совершенным. Однако в данном случае это безоговорочный плюс исполнения. Автор так жестко сконструировал оркестровую драматургию симфонии, что главная цель интерпретатора здесь — суметь мастерски выткать это крайне сложное, технологически и идеологически, звуковое полотно. Лишь во второй части, самой неистовой и знаменитой, оркестру не хватило пороху. Отрыва не произошло. Хотя оркестр под рукой Темирканова и играл хорошо, но, видимо привыкнув "расслабляться" в отсутствие маэстро, для решительного рывка собраться не смог.