Каннская лихорадка

Каннский фестиваль — центральное светское событие года в одном из самых светских мест мира — на Лазурном берегу. В конце мая в маленький Канн стремится не только всякий киношный, но и всякий светский человек. О каннской тусовке рассказывает АНДРЕЙ ПЛАХОВ.

Каннский фестиваль принято ругать как "большой бедлам". Но именно те, кто громче всех ругает, жить без него не могут. Канн — стиль жизни и ее незаменимая часть: ветераны фестиваля подсчитали, что провели здесь в общей сложности год, а то и полтора из отпущенного человеку земного срока. Это незаменимое место деловых встреч, светской эйфории и удовлетворения собственного "эго". Среди киношников известен даже особый род каннской нервной болезни — страх не попасть в конкурс или не получить аккредитацию.

Один дебютант, впервые попавший в Канн, так сформулировал свои впечатления: "Я понял, что выполнил программу, после того как столкнулся нос к носу с Шарлиз Терон в лифте отеля Carlton и вляпался в ту же кучку собачьего дерьма на набережной Круазетт, что и Антонио Бандерас". Самые прекрасные мужчины и женщины оставили здесь свой неизгладимый след. Каннской Афродитой назвали юную Брижит Бардо, которая, появившись в бикини, заставила встать по стойке смирно весь состав пришвартовавшегося в местном порту американского авианосца. Здесь на пляже впервые продемонстрировал свои мускулы толпе поклонников Арнольд Шварценеггер. А в честь Романа Поланского в этом же порту в течение нескольких лет маячил на рейде огромный натуральный парусник из фильма "Пираты".

На знаменитой набережной в дни фестиваля разъезжают в открытых лимузинах будущие звезды топлес, разгуливают сумасшедшие синефилы всех мастей, безымянные артисты, покрытые серебряной краской, изображают Марлен Дитрих и Марлона Брандо, и повсюду из звуковых устройств несутся мелодии, памятные по знаменитым фильмам. Был год, когда на улицу вывели живые оркестры, которыми дирижировали самолично Франсис Лэй, Эннио Морриконе, Анджело Бадаламенти и другие священные монстры мировой киномузыки. Отели и рестораны, расположенные по всей Круазетт, разливали шампанское для массового уличного банкета, и в этой толчее, как ни странно, можно было встретить Мика Джаггера или Вуди Аллена. Идя по Круазетт, ты вонзаешься в живую вязкую человеческую массу, и это редкий случай, когда ее не отделишь от элиты.

Впрочем, не все звезды отличаются столь похвальным демократизмом, чтобы без всяких опасений растворяться в толпе. Некоторые страдают всяческими фобиями, и даже элитарные отели Carlton и Magestic кажутся им слишком людными местами для того, чтобы там светиться. Эти нелюдимы предпочитают останавливаться в отеле Due Cub, расположенном в двадцати километрах на выезде из соседнего Антиба, в районе миллионерских вилл, куда посторонние почти не имеют шансов проникнуть. Вообще, безнаказанно разгуливать во время Каннского фестиваля можно главным образом по самой Круазетт. Попытка кого не надо проникнуть внутрь фестивального дворца или другого объекта практически обречена. Даже обладая законной аккредитацией, если вы десять раз за день вошли во дворец, вас десять раз просветят и столько же раз проверят сумку. Но даже зверства бодигардов и полиции, многократно усилившиеся в век террористических угроз, не способны нарушить атмосферу всеобщего праздника.

Впервые фестиваль в Канне должен был пройти с 1 по 20 сентября 1939 года под президентством одного из "братьев--основателей кинематографа" — Луи Люмьера. Мэй Уэст, Норма Ширер и другие голливудские звезды уже приближались на трансатлантическом лайнере к Лазурному берегу, когда стало известно о нападении Гитлера на Польшу. В результате успели показать только один фильм — американскую версию "Собора Парижской Богоматери". В 1946 году рождение фестиваля наконец состоялось, и вскоре он стал ежегодным, перекочевав на май.

Единственный срыв произошел в роковом мае 1968 года, когда фестиваль был закрыт по требованию леворадикальных кинематографистов, вдохновленных успехами студенческой революции. Подобная же акция едва не погубила Венецианский фестиваль, но Каннский возобновился уже через год и не только не пожелал демократизироваться, но стал еще более буржуазным. Очередной приступ демократизма Канн пережил год назад, когда толпы бастующих артистов и гостиничных работников перекрывали движение на Круазетт, захватывали кинотеатры, а бородатый каннский лауреат Майкл Мур братался с пикетчиками.

И все равно это единственный европейский фестиваль, хранящий традицию золотой эпохи кино — с ритуальным восхождением звезд по парадной лестнице, неистовствами "сыров" и обязательными скандалами. Одного очень знаменитого режиссера не пустили на красный ковер, поскольку он был в кроссовках — хоть и самых дорогих, от Гуччи. Вы ни за что не пройдете на вечерний просмотр без бабочки: правда, ими торгуют тут же, неподалеку, а некоторые ловкачи ухитряются использовать для этой цели особым образом завязанный вокруг шеи носок. Но эту комическую изнанку ритуала вы вряд ли заметите, если смотреть на "фрачные" просмотры с парадной стороны — с подплывающими лимузинами, приклеенными улыбками и всеми прочими атрибутами каннского китча.

Канн — единственный фестиваль, где тайна распределения призов сохраняется до последней секунды за семью печатями и раскрывается только на сцене во время торжественного закрытия. Иногда лауреатов, не дождавшихся финала и уже успевших отбыть на другой континент, вызывают в срочном порядке и доставляют вертолетом из Ниццы прямо на крышу фестивального дворца, чтобы они явились на сцену как боги из машины. Вечер награждения обычно преподносит зрителям несколько незабываемых впечатлений. В 1994 году ведущая церемонии Жанна Моро, по очереди, как учеников, вызывала к доске президента жюри Клинта Иствуда и вице-президента Катрин Денев с вопросами типа: "Встаньте и сообщите нам, кто получил Золотую пальмовую ветвь?" И оба — великолепная пара, облаченная во все белое,— послушно отвечали за свое сенсационное решение: вместо "Утомленных солнцем" Никиты Михалкова наградить "Бульварное чтиво" Квентина Тарантино. Та же Денев в 1987-м вручала Золотую пальмовую ветвь Морису Пиала за фильм "Под солнцем сатаны", который никому не понравился и был выбран в качестве компромисса между "Очами черными" и "Покаянием": зал встретил вердикт жюри свистом, а взбешенный Пиала показал публике неприличный жест.

Запомнился финал еще одного фестиваля, когда режиссер Тео Ангелопулос, получивший второй приз, огрел по голове бумажным свитком своего удачливого соперника, признанного победителем,— Эмира Кустурицу. Демарши недовольства решениями жюри устраивали в Канне и Андрей Тарковский, и Ларс фон Триер, чуть не избивший братьев Коэн в соседнем баре: все это тоже входит в эстетику каннских сборищ. А самое выразительное открытие фестиваля на моей памяти отличалось гениальным лаконизмом: поднялся занавес, на сцене появились все живые потомки Чаплина (в количестве около двадцати пяти), из живописной композиции выделились три мальчика лет десяти, и каждый приветствовал фестиваль на своем родном языке — по-английски, по-французски и по-испански.

Долгие годы неформальным центром фестивальной жизни слыл (недавно закрывшийся) бар "Маленький Карлтон", где собирались журналисты и заключались пари, кто получит приз. Именно там проводили дни и ночи меланхоличный финн Аки Каурисмяки со своей рок-группой "Ленинградские ковбои" и выступавшим вместе с ним ансамблем Александрова. Финны в экзотических панковских париках до утра вертелись в "Маленьком Карлтоне", а наши военные, не скованные формой, не уступали им ни в чем — ни в музыкальном мастерстве, ни в количестве поглощаемого пива.

Концерт "Ленинградских ковбоев" в старинном замке недалеко от Канна вошел в историю фестиваля. Как и два других рок-концерта — приуроченных к премьерам фильмов "Твин Пикс: огонь, иди со мной" Дэвида Линча и "Круглосуточные тусовщики" Майкла Уинтерботтома. Иногда любителей поп-музыки скапливается слишком много, и часть из них прорывается на закрытую вечеринку, устроенную на одном из каннских пляжей. Охрана теряет контроль над ситуацией, а потом, опомнившись, перестает пускать даже гостей с билетами: жертвой этих репрессий становятся то Фэй Данауэй, то Аль Пачино, о чем утром с удовольствием напишут газеты.

Рабочее каннское утро начинается с массового пробега. Неважно — будний день, воскресенье или национальный праздник: толпы стекаются с обеих сторон набережной Круазетт к фестивальному дворцу. Перед ним уже толпятся фанаты в надежде урвать лишний билетик на сеанс 8.30. И вовсе не потому, что показывают Бертолуччи или Скорсезе: днем раньше то же самое творилось перед просмотром никому не ведомой африканской ленты. Солнце, море, девушки — все это ничего не значит для энтузиастов кинематографа, предпочитающих темноту кинозала и бесплотные экранные образы.

К вечеру временное население Канна впадает в настоящий экстаз. Всем памятен штурм фестивального дворца перед приездом Мадонны или перед показом "Автокатастрофы" Дэвида Кроненберга: и тот и другой напоминали взятие Бастилии. В двери едва протискиваются знаменитые режиссеры, кинозвезды и патриархи журналистики. Однажды охрана смяла толпу человек в двести, имевших законное основание посмотреть картину. А в зале, говорят, были свободные места. Умело созданный дефицит и репрессии даже внутри элиты — типичный механизм каннской сенсации.

Поздний вечер — время светских утех и магического мерцания звезд. Их скопилось уже столько, что некоторые ухитряются пребывать здесь почти незамеченными на фоне Брюса Уиллиса и Шарон Стоун. Элизабет Тейлор и Анджелина Джоли возглавляют благотворительный вечер борьбы со СПИДом: цены на билеты исчисляются набором цифр не менее чем с тремя нулями. Любители совсем уж поздней жизни проводят время на статусных party, устраиваемых ювелирными домами Chopard и de Grisogono в отелях Majestic и Due Cub d`Antibes в обществе двухметровых манекенщиц-инопланетянок. Поздно ночью здесь можно стать свидетелем почти интимной сцены — явления Стинга, спускающегося с лестницы отеля в трениках и с полотенцем через плечо: певец явно вознамерился предпринять романтическое ночное купание.

В Канн регулярно ездят не только кинематографисты и рок-певцы. Среди гостей рядом с Элтоном Джоном и Миллой Йовович вы почти наверняка встретите Ивану Трамп с дочерью Иванкой. Госпожа Трамп неутомима по части вечеринок и всюду, едва появившись в черном платье с обнаженной спиной, становится душой компании. Вокруг нее тут же образуется живой вихрь из многочисленных поклонников, друзей и знакомых. Чтобы сделать Иване приятно, они тут же бросаются коллективно отплясывать под ностальгическую музыку 70-х годов, чувствуя себя в своем кругу, а иные — и в своем времени. Вообще, музыкальное оформление большинства вечеринок довольно однотипно и явно рассчитано на то, чтобы продюсеры, плейбои-миллионеры и прочие богатые господа, кому сильно за тридцать, вспоминали свою молодость и не чувствовали себя неловко рядом с несовершеннолетними спутницами.

Есть развлечения и поскромнее, но тоже весьма приятные. Для международной прессы каннская мэрия устраивает дневной прием на открытом воздухе на территории крепости, откуда открывается чудесный вид на старый город. На этом мероприятии выставляют огромное количество местного вина, а также оливкового масла, бутылки с которым предлагаются в качестве бесплатных сувениров. Здесь господствует полный демократизм: звезды, члены фестивального жюри ранга Дэвида Линча и простые журналисты сидят за одинаковыми деревенскими столами и поглощают одну и ту же незатейливую пищу.

Среди журналистов тоже есть любители и профессионалы ночных бдений, да еще какие. Присоединившись к подобной группе, у которой повсюду есть негласный карт-бланш на проход, можно всю ночь гулять по пляжам и яхтам, переходя с приема на прием — с корейского на аргентинский, а потом на русский: их тоже в последние годы устраивается предостаточно. По своим скромным гостиницам журналисты расходятся иной раз только под утро. И тут же начинают строчить свои статьи. Можете представить, сколько в них бывает ошибок: однажды очередной выпуск журнала Moving Pictures, редакция которого известна своей загульностью, напечатал расписание фестивальных кинопросмотров, перевранное от начала до конца.