Отцы с Валерием Панюшкиным
Поэтому, наверное, Варя придумала щадящий для меня способ послеобеденного времяпрепровождения в выходной день. Мы уходим в детскую, да. Я ложусь на диван, и даже накрываюсь пледом. А Варя садится возле дивана на ковер, достает игрушки, или краски, или и то и другое вместе и играет и рисует, а я должен минимально реагировать на ее мифотворчество. Я должен, хоть бы и сквозь сон, говорить "ага", "угу", "очень интересно". Если я засыпаю слишком глубоко и перестаю реагировать на Варины комментарии к рисункам и играм, девочка разбегается и прыгает на меня спящего. Это упражнение называется почему-то "Дать кайка" (с ударением на последний слог), а чудовищный кряк, издаваемый мною от того, что неожиданно мне на живот прыгает довольно большая девочка, вызывает у дочери моей искреннюю радость и веселый смех.
Так что лучше не спать. Лучше не спать еще и потому, что, предоставленная себе, дочь моя Варя выдумывает сказки.
Вот она сидит, например, и рисует акварелью на бумаге огромные летающие глаза. А я спрашиваю, чтобы не получить кайка:
-- Что это, Варенька?
— Это такие глаза, папа. Сейчас я нарисую лес...— девочка рисует вокруг летающих глаз условные деревья,— потому что эти глаза живут в лесу, и летают там везде, и приглядывают, чтобы зверям жилось хорошо и никто их не обижал.
Я пытаюсь вспомнить, как в скандинавской, кажется, мифологии называются глаза, живущие в лесу. Я думаю о том, что никаким образом не могла моя дочь прочесть или увидеть в мультике живущие в лесу глаза, и, стало быть, сама придумала, и, стало быть, ее мысль сама движется по тому же маршруту, что и мысль древнего мифотворца, которому почему-то понадобились глаза, живущие в лесу.
-- Может быть, эти глаза — светлячки, Варь?
— Ты что, папа, светлячки — это насекомые такие. Я же собирала их летом на даче в банку. А глаза не насекомые. Глаза летают и смотрят, чтоб зверям было хорошо.
— Кряк! — говорю я, потому что Варины объяснения убаюкали меня, а Варин прыжок на живот застал врасплох.
-- Папа, не спи. Давай я тебе лучше расскажу про кошку Мошку.
Дело в том, что у нас есть кошка по прозвищу Мошка, и она, кажется, опять беременна. Варю это обстоятельство несказанно радует, потому что родятся котята и с котятами, пока их не раздали с невероятным трудом в хорошие руки, можно будет играть. Варя очень интересуется которождением, собакорождением в том смысле, что рисует постоянно неродившихся щенков нашей стерилизованной собаки, и даже деторождением. Во всяком случае, когда давеча приходила к нам в гости беременная подруга, Варя рассматривала недоверчиво ее живот и примеривалась к животу, пытаясь понять, как же может в таком маленьком животе прятаться такой большой ребенок.
-- Папа, я что же, была величиной с кошку?
-- Ну, примерно с кошку.
-- Не может быть.
Беременную кошку Варя рисует вышедшей из дома и направившейся в гости.
— Что это она делает? — спрашиваю я, чтоб не уснуть и не получить очередного кайка в живот.
-- Это она выходит из дома и идет к соседским котам.
-- А коты что?
-- Коты дают ей семечки.
С этими словами Варя старательно рисует на листе рядом с кошкой семечки, похожие на тыквенные. Семечек четыре штуки, потому, вероятно, что у кошки Мошки котят в прошлом помете было четверо.
-- Что за семечки, Варенька?
— Ну, семечки такие съедобные. Кошка их съест, и из каждого семечка в животе у нее получится котенок.