премьера кино
Вчера на московские экраны вышел фильм ужасов "Изгоняющий дьявола: начало" (Exorcist: the Beginning). Он содержит предысторию одного из персонажей первого фильма про экзорсизм, снятого Уильямом Фридкином в 1973 году. Как и два уже имеющихся сиквела "Изгоняющего дьявола", нынешний приквел, на взгляд ЛИДИИ Ъ-МАСЛОВОЙ, неудачная картина с парой-тройкой бесспорных достоинств.
"Начало" — это четвертая по счету серия "Изгоняющего дьявола": второй и третий "Экзорсисты" выходили в 1977-м и 1990-м, причем третий снимал автор всех трех лежащих в основе саги книжек, Уильям Питер Блетти. К идее приквела он не только не имеет отношения, но даже заранее проклял ее и кое-каких результатов добился. Настоящего режиссера продюсеры так и не нашли, и в итоге картина переходила от одного и. о. к другому, причем последний оказался самым посредственным. Сначала, конечно, немного помечтали о самом Уильяме Фридкине, но удовлетворились Джоном Франкенхаймером, который предпочел просто умереть на подготовительном этапе. Потом больно умный Пол Шредер по окончании съемок был уволен за несоответствие: растратил $30 млн на психологическую драму, степень ужасности которой никак не соответствовала кровожадным ожиданиям продюсеров. Теперь интеллигентную шредеровскую версию обещают выпустить на DVD одновременно с более дурацким вариантом Ренни Харлина, который сейчас и выходит в театральный прокат. Харлина высшие силы тоже пытались отстранить, но сумели только сломать ему ногу, что не помешало ему переснять 90% материала с некоторыми сценарными переделками.
Исполнитель главной роли остался тот же — Стеллан Скарсгард, который в родной Швеции рассматривается как основной преемник Макса фон Сюдова. Персонаж последнего, отец Мэррин, положил жизнь на выбивание дьявола из тела 12-летней девочки Риган в первом "Экзорсисте". В приквеле он стал главным героем, преодолевающим кризис веры, и это первое, чем картина начинает затягивать,— неприветливым лицом Стеллана Скарсгарда, изображающего человека, который утратил веру во все, кроме себя (то есть, в сущности, стал сатанистом по духу). Теперь он использует свое оксфордское археологическое образование на поприще охотника за древностями, получившего заказ на какую-то шумерскую цацку.
Сценаристы нового фильма уцепились за оброненную когда-то пожилым Мэррином фразу, что по молодости он чего-то там такое изгонял в Африке, и поместили действие в кенийскую пустыню вскоре после второй мировой, ровно в то место, куда полторы тысячи лет назад, как тунгусский метеорит, свалился Люцифер после небесной битвы с Богом. Чтобы он больше не вставал, добрые люди упаковали его в саркофаг, над ним построили христианскую церковь, а сверху еще засыпали песочком для надежности. Но неугомонные археологи отрыли артефакты и выпустили зло наружу.
Представляется, что примерно таким же образом Пол Шредер пытался закопать в психологический чернозем упорно переходившие из одного "Экзорсиста" в другой сатанинские страшилки вроде беготни по потолкам и верчения головой на 360 градусов (которые лучше, чем у Фридкина, все равно уже вряд ли получатся). Однако пришел бодрый Ренни Харлин и выпустил на экран зло, в том числе в лице героини Изабеллы Скорупко — медсестры, которая сходится с попом-расстригой на почве общих антифашистских воспоминаний. Она, побывав в концлагере, обнаружила, что "бог лучше всего виден из ада", а он разуверился после общения с нацистами, заставившими его выбирать собственных прихожан для расстрела.
Познакомившись с медработником, угрюмый герой начинает мечтательно улыбаться, хотя радоваться особенно нечему: распятия то и дело переворачиваются вверх ногами, зеркала бьются почем зря, стены покрываются угрожающими каляками-маляками, а из чрева аборигенки вылезает червивый новорожденный. В самой кровавой сцене фигурирует негритенок, заживо порванный компьютерными гиенами — их таксидермическая природа режет глаз на фоне слишком живописной картинки живого классика, оператора Витторио Стораро, умеющего сделать так, чтобы цвет глаз героя менялся в зависимости от ситуации без всяких контактных линз. Но их не избежать, когда настает пора предъявить зрителям традиционные симптомы одержимости: трупную зелень кожных покровов, располосованных шрамами, пластилиновую гибкость конечностей, изменившийся тембр голоса и свободное использование ненормативной лексики. Смешит все это сильнее, нежели пугает, и вслед за сентенцией одного из персонажей фильма "Так легко верить в зло как некую сущность, но это просто человеческое состояние" остается вздохнуть: как легко было бы разоблачить зло, если бы оно всегда было покрыто струпьями и бородавками.