Пока у нас правил Иван Грозный, европейские миссионеры достигли неимоверных успехов в христианизации Японии. К концу XVI столетия число японцев-католиков исчислялось сотнями тысяч, а костелы успешно конкурировали в Стране восходящего солнца с синтоистскими и буддийскими храмами. Правда, вскоре новые правители Японии прекратили эту идиллию. Эти и другие более-менее известные исторические факты — не главное открытие в книге японоведа Людмилы Ермаковой. Занимательнее всего как раз пресловутые "вести о Япан-острове", то есть редкостные описания Японии в русских рукописях XVII века и в более поздних печатных текстах. В рукописных сказаниях, как можно догадаться, прельщает извечная наивность полусказочных повестей про тридевятые царства, где все чудным-чудно,— что-то вроде Марко Поло ("Столы кедровые, вышина — одна пядь, посуда дорогая, кушанья песком золотым посыпают, ветвями кипарисными покрывают"). Степень наивности, понятное дело, постепенно уменьшается, когда начинаются действительные русско-японские отношения; но сами отношения остаются за скобками, мы имеем дело лишь с текстами, которые фиксируют постепенное знакомство двух держав. В принципе чудесная ведь идея — впору для культурологического бестселлера. Но только начнешь смаковать детали вроде оды Державина, каллиграфически выведенной иероглифами на атласном свитке, как эта идея иссякает, а стройная и занимательная поначалу книга неожиданно разваливается на обособленные и очень разноплановые статьи. То о русских переводах японской поэзии, то о японском посольстве 1585 года в Европу, то об истории отечественного японоведения. Для бестселлера, да и вообще для монографии (которой книжка притворяется), очень уж дробно и пунктирно. Но, по крайней мере, нас честно предупредили, пообещав на обложке не только "Вести...", но и "другое".
Само имя Себастьяна Вирдунга, священника, ученого и музыканта из Верхнего Пфальца, среднему читателю вряд ли что-то скажет. Поэтому издатели предусмотрительно вынесли в заглавие время написания трактата — 1511 год. И это не просто очень давняя дата. Дело в том, что книга Вирдунга (в оригинале называвшаяся "Musica Getutscht") была самым ранним печатным трактатом, посвященным музыкальным инструментам, а также вопросам тогдашней музыкальной теории и исполнительской практики. Стоит уточнить — первым иллюстрированным печатным трактатом. И одна из существеннейших заслуг первого русского издания Вирдунга в том и состоит, что в нем досконально воспроизведены гравюры, изображающие весь арсенал ренессансных музыкальных инструментов — от органа до свистульки, от арфы до бубенчиков. А также схемы, с помощью которых Вирдунг поясняет принятые в его время системы нотации и табулатуры. Уже этот изобразительный ряд вкупе с тщательно переведенным текстом трактата делает книгу сущей драгоценностью не только для практикующих музыкантов-аутентистов (хотя ведь и они у нас доселе не были избалованы такого рода литературой). Но и для всех, кому интересно хотя бы попробовать представить себе, как же люди обходились с музыкой полтысячелетия назад. А объемистый комментарий удовлетворит и еще более взыскательное любопытство: сочинение Вирдунга толкуется в нем с привлечением внушительного корпуса образчиков музыкальной учености разных времен — от античности до раннего барокко.