терроризм
Вчера в Верховном суде Северной Осетии завершился процесс по делу о теракте, совершенном 5 июня 2003 года в автобусе, перевозившем персонал моздокского военного аэродрома. С последним словом выступили четверо обвиняемых в этом преступлении. "Вы можете меня посадить, но все это будет продолжаться, пока здесь не будет сидеть Басаев",— сказал Рустам Ганиев, для которого обвинение потребовало от суда пожизненный срок.
На предыдущем заседании (Ъ сообщал о нем 16 февраля), перед судом выступили адвокаты Руслан Плиев, Алла Бураева и Каншаубий Гажонов, представляющие интересы Магомеда Кодзоева, Рустама Ганиева и Аркадия Арахова. Вчера суд заслушал защитницу последнего подсудимого — Иссы Илиева.
Адвокат Тамара Хаутиева начала с того, что согласилась с мнением гособвинителя: "Терроризм — зло, и мне весь судебный процесс было стыдно смотреть в сторону потерпевших".
— Именно бессилие права порождает право силы,— заявила госпожа Хаутиева.— Государство может устранить Дудаева, взорвать машину в Катаре, отравить Хаттаба. Так неужели Басаев недосягаем для наших спецслужб? Уверена, что нет, они просто не хотят им заниматься. И поэтому на скамье подсудимых оказалась эта четверка, а не он.
Говоря о преступлениях, вмененных ее подзащитному, адвокат Хаутиева категорически не согласилась с обвинением Иссы Илиева в бандитизме.
— Илиев случайно встретил в Нальчике Кодзоева и попросил предоставить ему на пару дней свою квартиру,— объяснила она.— А несколько килограммов обвинительного заключения не содержат ни одного доказательства его участия в банде. Да, вместе с ним Илиев перевозил рюкзаки со взрывчаткой, но в его присутствии их не открывали. Кроме того, обвинение не представило бесспорных доказательств совершения им подготовки к теракту. То, что он был дома, когда Арахов привез алюминиевую пудру (один из компонентов бомбы.—Ъ), ни о чем не говорит.
Адвокат Хаутиева заявила, что ей "стало даже неудобно за представленные прокуратурой материалы".
— Я прошу полного оправдания моего подзащитного. Но если суд все-таки сочтет необходимым наказать его, я прошу учитывать, что от действий Илиева не наступили никакие тяжкие последствия.
По завершении прений право последнего слова было предоставлено подсудимым. Первым выступил основной фигурант дела Магомед Кодзоев.
— Я всегда возмущался и был против терроризма,— начал он.— И до терактов, и после них. Я был против тех методов, которыми ведется борьба. Я не знал, что конкретно готовится (в Моздоке.—Ъ), и не был к этому причастен. Может быть, я проявил малодушие, когда не сообщил о приезде Шамиля Басаева в Кабарду в правоохранительные органы.
Не требуя для себя оправдательного приговора, в конце выступления Магомед Кодзоев просто сказал: "У меня все".
Речь Рустама Ганиева была сбивчивой и взволнованной. Он обращался не к судье и прокурору, а только к потерпевшим.
— Я извиняюсь перед вами и соболезную,— говорил он, глядя в глаза матери погибшей девушки.— Мне непонятно, как произошла эта трагедия. На следствии мне говорили, что будут делать все для того, чтобы меня посадить. За все это время я нигде не видел справедливости. Вот и сейчас прокурор просит пожизненное. Но за что? Кого я убил? Мне говорили: "Басаева нет, Нальгиева нет, Шогенова (оба террориста были убиты при задержании.—Ъ) нет, будешь ты". Говорят, что я привозил и готовил девушек (у автобуса взорвалась Лидия Хальдыхароева, Зарема Мужихоева перед терактом заболела. Потом ее арестовали в Москве и приговорили к 20-летнему сроку.—Ъ) для теракта. Но ту, которая взорвалась, я видел всего один раз в жизни — в Назрани. И как я ее готовил, если она была родной сестрой командира ингушского джамаата Туражи? И она никогда не жила в Ассиновской (родном селе Ганиева.—Ъ). А Зарема сама общалась с Басаевым, и моих указаний ей тоже не надо было. Зарема сама здесь говорила (она выступала свидетелем на процессе.—Ъ), кто ее одевал в пояс. Это был не я. И как я мог желать смерти неверным, если во время бомбежки наши соседи-русские приходили к нам прятаться в подвале? Для чего мне их убивать? Если я занимался взрывами и был у них главным, то почему они до сих пор взрываются? Вы можете меня посадить, но все это будет продолжаться, пока здесь не будет сидеть Басаев. А пока этого не случится, Басаев будет кушать бананы (фотография террориста номер один с бананами недавно появилась на сайте kavkaz.tv) и смеяться над такими, как мы. Я раскаиваюсь и прошу прощения. Понимаю, что этого не передать словами, но я тоже знаю, что значит терять близких.
После короткого перерыва последнее слово сказал Исса Илиев. Первым делом он выразил соболезнования потерпевшим и пожелал "донести до них свою непричастность к этому теракту".
— В моей вере нет такого, чтобы убивать неверных,— отметил Исса Илиев.— И я не считаю себя бандитом и террористом, никого не взрывал и не принимал участия ни в каких нападениях.
Последним выступил Аркадий Арахов.— Волею судьбы я оказался на этом месте,— еле слышно сказал он.— Зауркан (Шогенов.—Ъ) использовал меня, переступив через нашу дружбу. Когда в Баксан приехал Басаев, у меня был разговор с его племянником, который сказал, что от моего поведения напрямую зависят жизни моей матери и сестры. Но я не участвовал в боевых действиях ни в Чечне, ни в других республиках, не готовил шахидок и не перевозил взрывные устройства. Но я не отрицаю того, что укрывал у себя Шамиля Басаева потому, что не мог рисковать своими близкими, кроме которых у меня никого нет. А то, что Басаев не бросает слова на ветер, я понял, видя, как он, не опасаясь никого и ничего, разъезжает по всему Северному Кавказу.
Судья Александр Абоев, завершая заседание, сказал, что приговор по этому делу будет оглашен в первой половине марта.