Реинкарнация индустриализации

Представляет Татьяна Кузнецова

К приближающемуся 100-летию Дмитрия Шостаковича худрук балета Большого театра Алексей Ратманский решил вернуть к жизни его балет "Болт", некогда зарезанный прямо на генеральной репетиции. Первый "индустриальный" спектакль про вредительство на советском заводе был поставлен в Мариинском театре в 1931 году, а похоронили его потенциальные потребители — пролетарии, приглашенные для оценки хореографической продукции. Классовое чутье их не подвело — "Болт" выглядел ернически. Пародийный сюжет на злобу дня рассказывал про пьяницу по имени Ленька Гульба, которого выгнали с завода за моральное разложение. В отместку злостный прогульщик подбивает не окрепшего духом отрока Гошку подложить куда-то там болт, что должно вызвать аварию на заводе. Подозрение падает на ударника Бориса, который, "получив болтом по голове", оказывается на месте преступления. Но Гошка вовремя кается, зло разоблачено, "отсекра" комсомольской ячейки Ольга возвращается к передовику производства и счастливые заводчане исполняют военизированный дивертисмент с номерами "Осоавиахим", "Пехота и артиллерия", "Буденновцы".

Трудно сейчас представить себе ход мыслей балетмейстера Лопухова и композитора Шостаковича — стебались ли они над соцзаказом, полагая, что никто не поймет их тонкую иронию, или всерьез пытались соответствовать моменту, увлеклись ли формальным экспериментом (в балете оказалась тьма находок, которые советскому балету очень пригодились в 60-е) или честно искали "героя-современника". Но только первый и единственный "индустриальный" балет с потрясающей музыкой оказался похоронен как "свидетельство о полнейшем непонимании величественных событий социалистической действительности".

Алексей Ратманский уже проделал удачный опыт по реинкарнации "колхозного" балета. Воскрешенный им два года назад "Светлый ручей" (ремейк репрессированного спектакля тех же Лопухова и Шостаковича) завоевал четыре "Золотые маски" и стал шлягером последних сезонов. По признанию хореографа, "Болт" оказался куда более крепким орешком: более изощренная музыка, сложнее формальные задачи, никаких следов хореографии первоисточника, да и с сюжетом пришлось повозиться. "Отсекру" Ольге и ударнику Борису в 1931-м дали имена первых исполнителей, так что в Большом их переименуют в честь новых участников премьеры. Тут возможны варианты: Владимир и Мария (Непорожний и Аллаш) или Анастасия и Ян (Яценко и Годовский).

Советским любовникам композитор Шостакович не позволил ни капли лирики: у потенциальной ячейки общества не было не только па-де-де, но и самого хилого адажио. Пришлось изыскивать — какой же балет без любви. Из балета-плаката хореограф Ратманский сумел выудить вечно актуальную картину нравов. "Комсомольская работница имела отношения с одним человеком, потом из карьерных соображений перенесла свое внимание на более перспективного. Кого-то несправедливо обидели, кого-то оклеветали, кто-то вроде разделяет твою точку зрения, а на деле при случае будет рад сделать какую-нибудь гадость — это все ситуации, которые абсолютно реальны в любое время. В сценарии они схематичны, моя задача и задача актеров наполнить их живым содержанием. Иначе они не будут иметь никакого цвета, запаха и вообще не будут никому понятны",— рассказал Алексей Ратманский корреспонденту "Коммерсантъ-Weekend".

Но, конечно, без экспериментов не обойдется. Для "индустриального" "Болта" принципиальна тема "человекомашины", страшно популярная в балете 1920-1930-х годов. С тех времен до нас дожил только "Праздник труда" Игоря Моисеева с его "человекотракторами", "человекоконвейерами", "человекопоршнями". 35-летний Ратманский собирается придумать своих людей-роботов. Ему на помощь пришел сценограф Семен Пастух — он расчистил сцену Большого до кирпичей стен, оснастил ее механизмами-шестеренками и населил железными великанами. Представить балетный завод с человеческим лицом и эксклюзивной современной хореографией не в силах даже натренированное воображение критика. Этот удивительный гибрид надо видеть своими глазами — он будет готов 25 февраля.