На этой неделе в российский прокат выходит картина Александра Сокурова "Солнце". Она также будет показана на 55-м Берлинском кинофестивале, где обещает стать одним из главных фаворитов. Закат последнего светила японской монархии наблюдала ЛИДИЯ МАСЛОВА.
В этой ситуации весьма сдержанный император совершает резкий поступок и открывает подданным шокирующую истину: что он, потомок богини солнца, на самом деле не бог во плоти, его тело почти ничем не отличается от человеческого и даже не имеет никаких отметин. Разочарованный японский народ ответил на разоблачение волной ритуальных самоубийств, но в следующей конституции статус императора подтвердил, превратив дееспособную фигуру правителя в символическую. Скорей всего, Хирохито этому только радовался: он не выглядит таким азартным властолюбцем, как предыдущие сокуровские тираны, и несет унаследованную власть как утомительное бремя. Режиссеру Сокурову нравится заставать сильных мира сего в момент бессилия, однако герой "Солнца" сразу вызывает сомнения: а был ли он вообще когда-либо сильным? Остается туманным, что означал этот добровольный отказ Хирохито от божественного статуса: внезапное проявление силы и решительности в слабом человеке или, наоборот, признание сильного в своей усталости и несовершенстве. Поскольку о личности Хирохито в принципе известно меньше, его образ до самого конца представляется более загадочным, чем Гитлер или Ленин, хотя и более обыкновенным, лишенным демонизма, аллегории и гротеска. О непроницаемом и неуловимом герое получился довольно простой фильм с прозрачной метафорикой, и небольшого количества найденных или дофантазированных авторами индивидуальных черт героя вполне достаточно для сочувствия и симпатии (возможно, чрезмерной на взгляд тех, кто считает его виновным в зверствах японской военщины).
Играющий Хирохито японский актер Иссей Огата делает странные движения губами, как беспомощная рыба на берегу: гидробиологией правитель интересуется больше, чем ходом военных действий. Выслушав доклады потеющих от напряжения военных о том, что фронт прорван на всех направлениях, он удаляется считать ходильные ноги заспиртованного "стыдливого краба". Задумавшись о его миграциях, император вдруг вспоминает о "несправедливом миграционном законе, ставшем причиной великой азиатской войны", и, разбудив стенографиста, скороговоркой диктует ему какие-то свои оправдания — запоминается из них главным образом то, что "подавить всеобщее желание воевать было задачей невыполнимой". Это не трусливое стремление снять с себя ответственность, а чистосердечное признание, что император с ней не справился. Решив не зазнаваться и окончательно отречься от сверхчеловеческих замашек, он убирает в ящик стола статуэтку Наполеона — оставляет только Линкольна и еще кого-то лысоватого с бородой. "Неужели Толстой?" - мелькает первая дикая догадка, рисующая экзотичный портрет милитариста-толстовца. Но нет: через несколько эпизодов Хирохито фамильярно постучит бюстик по лысине: "Вот ваш друг Дарвин". Американский главком Макартур припомнит японцу его "лучшего друга" — Гитлера, хотя Хирохито этого своего далекого незнакомого друга и союзника знает только по фотографиям, так же, как американского киноактера Чарли Чаплина, сходство с которым проходит через фильм сквозной линией. В одной из сцен авторы не удержались от прямого сравнения героя с хрупким и опасливым белым журавлем, гуляющим у него во дворе: для американцев японский император такая же невиданная птица, которой не свернешь шею запросто, как обычной индейке.
Одна из лучших сцен в "Солнце" — романтический ужин при свечах наедине с Макартуром: императорская сигара не раскуривается, приходится весьма интимно прикурить прямо от генеральской. "Трудно, наверное, быть живым богом", — кокетничает Макартур, однако при попытке Хирохито рассказать о своей любимой рыбе с двумя рядами усиков просится выйти на минуточку. Император одинок в своих маленьких слабостях, в своих человеческих увлечениях, и новый американский друг готов ему подыграть только в обмене политическими козырями: "А Хиросима?" — "А Перл-Харбор?" — "Я не приказывал". — "И я не приказывал". — "Значит, и то и другое случилось само собой". Так или иначе, но и Перл-Харбор, и многое другое Хирохито простили: он избежал и человеческого суда, и очевидной божьей кары. В отличие от Ленина, в финале сокуровского фильма утрачивающего речь и еще при жизни превратившегося в мычащего тельца, раскаявшийся император Хирохито спокойно продолжал символизировать японскую государственность и любоваться своими крабоидами, а после смерти, скорее всего, превратился в белого журавля.