премьера театр
Театр Иосифа Райхельгауза продолжает последовательно оправдывать свое название "Школа современной пьесы". Его последняя премьера, спектакль Михаила Угарова "Люди древнейших профессий" по пьесе молодого драматурга Данилы Привалова, заставил МАРИНУ Ъ-ШИМАДИНУ пожалеть, что этот театр не называется как-нибудь иначе.
Не знаю как Иосиф Райхельгауз, но московские критики давно прокляли в глубине души тот день, когда ему пришло в голову назвать свой театр "Школой современной пьесы". Добровольно-принудительный пожизненный союз с современной драматургией для любого режиссера — как камень на шее. Даже самые ярые поборники новой драмы, тот же Кирилл Серебренников, в какой-то момент не выдерживают и переключаются на классику, а ты будь добр выдавать каждый сезон несколько спектаклей по современным пьесам. Как бы ни был хорош господин Гришковец, но построить репертуар полностью на его сочинениях невозможно, а других столь же выигрышных авторов что-то не появляется. Вот и приходится театру проводить драматургические конкурсы и искать молодые таланты по всей стране. Но даже те немногие пьесы, которые кропотливо выбираются из тонн откровенной макулатуры и принимаются к постановке, оказываются удручающе низкого качества.
Вот, например, пьеса "Люди древнейших профессий" Данилы Привалова, победителя петербургского конкурса драматургов, занимает всего несколько листов. Сюжет можно пересказать в трех строках: три бизнесмена едут на дело, за ними гонятся три нанятых киллера, а тех преследуют три милиционера. В конце концов все друг друга перестреляют, и три могильщика всех закопают. Примитивный фабульный каркас еле-еле прикрыт жиденькими и бессмысленными диалогами: бизнесмены спорят об американских фильмах и машинах, бандиты вспоминают о детских санках "Чук и Гек", а оперативники травят байки из милицейской жизни. Все это больше всего смахивает на комиксы, но гордо именуется русским абсурдизмом.
Другой известный апологет современной пьесы, драматург Михаил Угаров, взявшийся за постановку этого текста, нашел в нем даже сходство с античными трагедиями. Мол, мы, как и зрители древнегреческого театра, заранее знаем, что все герои должны погибнуть, поэтому эти нелепые, жалкие, слепые существа должны вызывать в нас сочувствие. Изображать грозные силы рока призвана оратория Игоря Стравинского, звучащая в увертюре к спектаклю. Но на этом, собственно, весь трагизм и заканчивается. Разве можно всерьез жалеть о смерти героев комикса?
Впрочем, была у постановщика и более удачная интерпретация этого текста — Михаил Угаров хотел выдержать свой спектакль в клубном стиле. Что такое клубный стиль применительно к театру, никто толком не знает, но по ощущениям это должно быть что-то легкое, энергичное, смешное и местами парадоксальное. Что-то вроде stand-up comedy, но разыгранное по ролям. Пока у нас в этом жанре успешно работает только Иван Вырыпаев со своей командой. Михаил Угаров даже посылал своих актеров смотреть его спектакль "Бытие-2", но желаемого результата так и не добился.
Три актера, изображающие последовательно бизнесменов, киллеров, ментов и могильщиков (Олег Долин, Степан Рожнов, Алексей Гнилицкий), стараются существовать на сцене не как драматические артисты, а как эстрадные исполнители: они общаются с залом, и, что удивительно, зал им что-то отвечает. Они пытаются быть забавными: подпускают разные шутки, кривляются и изображают из себя героев Квентина Тарантино. На помощь актерам режиссер бросает девушек — вероятно, жен героев, собирающих скромные поминки на их могиле. Женщины в пьесе Данилы Привалова не были предусмотрены, и актрисам (Екатерине Директоренко, Татьяне Цирениной и Марианне Дырзу) пришлось самим придумывать для себя монологи. Более или менее удачным получился лишь один из них, косвенно связанный с миром спектакля общими воспоминаниями о детских санках. Два других оставляли тягостное впечатление, будто какие-то работницы костюмерного цеха вышли на сцену, чтобы заполнить своей болтовней паузы, пока актеры переодеваются.
В общем, нужную интонацию авторам спектакля нащупать так и не удалось: на одно попадание в образ приходится десять промашек, шутки пролетают мимо цели, и спектакль беспомощно зависает между античной трагедией и пародией на "Криминальное чтиво". Определить в конце концов жанр спектакля помогает большая мусорная куча, вокруг которой битых два часа бродят герои и которая в финале эффектно взрывается. Что еще может наделать столько шуму, как не трэш.